Война на пороге. Гильбертова пустыня - Елена Переслегина Страница 49

— Совещание в десять. Успеешь отдохнуть, — Доктор выплыл из комнаты, в два раза меньшей, чем в первом офисе Осаки, но все же достаточной, чтобы создать ощущение пространства, заполненного ее привычками. Время тянулось, как перед Началом.

Потом было совещание и назавтра она вылетала в Россию. Приходил Ата, рассеянно ласкал ее, у него, похоже, случились неприятности, Миса посоветовала Доктора. Ата улыбнулся, обнял ее и уснул. Самолет улетал в 11.00 из Токио.

Выслушав о ее полномочиях, Юка, вице-консул по культуре, прикрыла рот рукой и произнесла тихо, что-то вроде европейского: «Да, мэм!»

В первый день у Мисы и Юки была встреча с молодежью в Фонтанном доме. Собрались переводчики, знатоки и любители анимэ, какой-то обрусевший японец в военной форме на английском языке бойко трактовал «Токийскую инсталляцию», которая шла по ТВ последнюю неделю.

— Они что, смотрят наши передачи? Нет, офицер, они крадут наши передачи и тем самым пропагандируют нашу культуру. Мы смотрим на это сквозь пальцы, — улыбаясь тому, какая она умная и толерантная, произнесла Юка заученную фразу, — это записано в наших внутренних целях, офицер.

Миса отвернулась, — воистину, чем дальше о Японии, тем глупее.

В зал набилось достаточно совсем молодых русских, подростков, они шумели, мешали вести лекцию, подмигивали статусным японкам и поднимали плакаты, смысла которых Миса не понимала, хотя знала письменный русский. Это были какие-то местные намеки на местные впечатления, чего достаточно в русских текстах, поэтому их нельзя понять без обширных комментариев. Докладчик закончил и осклабился. Вопросы они задавали глупые: про смерть, жизнь, инопланетян и сказки. «Какая им разница, откуда берут свои сюжеты специалисты отдела Аут?» Миса отвечала четко и односложно. Юка, с удовольствием коверкая русские слова, составляла длинные фразы из цитат русских мастеров XIX века. Гуманитарий. Вызубрила.

Вокруг в беспорядке были развешаны картинки: выставка какая-то. Им пришлось приколоть свои плакаты и папирусы-раскладушки с иероглифами поверх изображений самоваров всех сортов и мастей. Смотрелось это внедрение Японии в русский самоварный быт чрезвычайно дико, точно так же, как сидящая тетенька у стены на высоком стуле — с седой головой, орлиным профилем и поджатыми губами — никак не соответствовала разодетой в стиле «манго» молодежи. Конечно, были вопросы про школы, учителей, дубинки, выстрелы. Миса почувствовала неприязнь к этим питерским молодым, которые, скорее, найдут понимание в

Японии, чем она, истовая японка, говорившая с Адмиралом Восходящего когда-то солнца на языке Богов. Чувство опасности зашевелилось где-то у горла. К микрофону шел, пробираясь через сидящих на полу, невысокий обросший мужчина в потертых джинсах и бейсболке. Он спросил, знает ли она о флеш-движении «Антимир», ну или, как у нас тут говорят, «молодые взрослые», и удостоверившись, что не знает, сообщил ей на ломаном английском, что это — японский терроризм средствами культуры, и не только. Встряла Юка. Миса, вопреки правилам, потому что опасность закипала в горле и просила выхода — любого, только не стоять! — перебила ее и заявила мужчине: Ви белете то, что могете всяти, Ми белеми то, что мосеми взяти, Ми даеми то, что хотими отдати. Ви могите вибилати...

Он повернулся к ней, как в замедленном кино, протянул руки к ее горлу и начал всерьез душить, Миса напрягла шею, подобралась и юлой попыталась скользнуть вниз, ударив в солнечное сплетение, сильно, навылет, хотя из такой позы никогда не била. Он молниеносно уронил вниз ее руки, и она получила удар локтем в горло такой силы, что стала медленно оседать на стол сзади. Юка, визжа, пыталась повиснуть на мужчине сзади. Дети сгрудились вокруг, кто-то кинулся бежать, тетенька из угла стремительно пробивалась в круг. Образовалось завихрение потоков, часть людей устремилась к двери, желая мгновенно покинуть зал, кто-то разбил окно и с воплями, порезавшись, выпрыгнул с низкого первого этажа и понесся по улице. Падая на стол, Миса машинально выхватила маленький пистолет и выстрелила. Мужчина согнулся. Дальше Миса не слышала звуков, она видела лица нескольких подростков, озадаченно склонившихся над ней, и спину Юки, которая, наверное, набирала на мобильнике. Потом над ней нависла седая дама и тут же пропала из поля видимости. Люди стали рассасываться. Миса вдруг вспомнила, что, согнувшись, мужчина проревел: «Вы убили его, будьте прокляты! Мультяшки!» Она позволила взять себя на руки сотрудникам консульства и перенести в автомобиль. Они заплатят за это. Представители движения «Антимир» в черных широких плащах с закрытыми лицами, несмотря на жару, провожали санитарную машину и черный консульский кортеж. Журналисты прибыли вместе с милицией. Седая женщина в состоянии полушока, работник зала, скуповато, потирая рот уголком платка, рассказала им про то, что только что из зала вынесли двух драчунов русской и японской национальности, и что директор уже вызван, и она хочет скорее пойти домой и принять лекарство, но если нужно, она останется.

2006 год, ноябрь

...Милиция ругнулась, стала звонить куда-то, потом, выругавшись на японцев, что они увезли и своих, и чужих, уехала. У Натальи Львовны было очень мало времени. Она надела кроссовки, забытые кем-то из посетителей вчера (эти иностранцы вполне могут снять ботинки и ходить по паркету босиком), садовые перчатки и зашла в подсобку, в которой корчился Гном. Рана в живот — дело нешуточное, и он собрался помирать, потому что мучиться не хотелось ужасно.

Подсобка выходила в глухой маленький дворик-колодец, там было маленькое кафе, выставочный зальчик, и содержал все это Всеволод Модестович, равный по возрасту Наталье Львовне и обязанный ей жизнью со времен борьбы с коррупцией советских еще времен. Дело оказалось щекотливое, да и клиент тяжелый, но люди, которым под семьдесят, долги свои помнят. По совместительству Всеволод Модестович был доктор. И надо же случиться проведать ему в эту самую минуту старый офис. Теперь Наталья подсуропила ему уголовщину. Ну, не везет. Перед Натальей он робел. Надежда была только на то, что наша уголовка запужается международников и будет ждать до утра, пока поймет, что труп забрали заинтересованные лица, вылечили и как новенького выпустили в жизнь праведную... Наталья сходила домой на Чайковского, показалась соседям, ругнулась на часы на кухне и тихо в плаще дочери вышла через черный ход, накинула капюшон и поплелась обратно старушечьим шагом на Фонтанку. Гном не стонал, ему влили анестезию и вытащили пулю, доктор шил и насвистывал «Хаве на Гила». — Он тебе кто, Натали? — Пока не знаю, — неохотно отозвалась она. — Так, на лекцию пришел.

— А стрелял-то кто?

— Да так, тварь японская. По культуре.

— А что тихо?

— Да, наши трусы, а те — дураки. Если б не мы, погиб бы наш из-за японской суки.

— Ну, воинственная ты баба, Наталья. Как вывозить будем?

— Знамо дело — шифоньер на тележку и на склад мебельный, а оттуда на машине, как очнется. Там сам скажет.

— Да ты что, девушка, ему санитарная машина нужна. Он операцию перенес.

— Ну, тогда думай.