Восстание - Айя Сафина Страница 49

– За такие слова я могу тебе язык отрезать!

Я одним ловким движением высвободила из рукоятки лезвие, тут же засверкавшее на свету своей серебристостью и смертельностью.

– И в этом я тоже не сомневаюсь, – Буддист продолжал говорить с закрытыми глазами.

Самоуверенный кретин. Но спорить не буду, это его самообладание вызывало зависть.

– Я вообще-то думала ты за Ляжкой приударяешь, – призналась я.

Это ни для кого не секрет. Даже для Ляжки. Буддист всегда уделяет ей внимание больше требуемого, а она вроде и не против, хотя лысый филиппинец с вытатуированными строками на санскрите по всему телу, голове и лицу явно не ее типаж.

Буддист загадочно улыбнулся.

– Ляжка была моей женой в прошлой жизни, – ответил он, ничуть не смущаясь.

Я усмехнулась.

– Скучные у тебя жизни, если ты их проживаешь с одними и теми же людьми, – ответила я.

Меня его вера в сказки всегда забавляла, он – мастер их сочинять.

– Мы встречаем людей из прошлых жизней для того, чтобы отработать урок, который мы не отработали с ними в прошлый раз, – невозмутимо говорил он.

– И какой же урок ты не отработал с Ляжкой? Миссионерский?

Я даже поиграла бровями, подчеркивая свое пошлое остроумие. Вот интересно, я с детства им болела или Фунчоза заразил?

– Я еще не понял до конца, но мне кажется, я не ценил ее.

Буддист даже не заметил мою шутку, ну а я потеряла интерес к его потусторонним путешествиям.

– Я пользовался ею, не давая ничего взамен, считал ее чем-то само собой разумеющимся. Знал, что она любит меня, что ей не хватит духу оставить меня, получал некоторое удовольствие от того, что владею ее жизнью. Я был тираном в семье, относился к ней, как к рабыне моих желаний. Лишь я должен был быть в центре семейного внимания, мне была невыносима мысль о том, что я незначителен.

– Какой тонкий самоанализ. И откуда ты только такое берешь? – пробубнила я себе под нос, продолжая крутить балисонг.

– Моя деспотия в семье стала моей кармой в этой жизни, которую я должен отработать.

– Ну так вперед! Женись на ней да вылечи ваш брак.

– Здесь не все так просто. Я должен пройти через наказание, через болезненный катарсис, который излечит мою душу. Мы учимся только через боль.

Я кивнула. В этом я была согласна с Буддистом. Боль – совершенный учитель, безукоризненный и убедительный.

– Так как это произойдет? Она будет избивать тебя плеткой? – и все же желание поглумиться над его верой в переселения душ никогда не покидало меня.

– Я должен отдать ей самое дорогое, что у меня есть. Что-то, без чего моя жизнь будет невозможна. Свой эгоизм и тиранию я излечу щедростью, – самообладание тоже никогда не покидало его.

– Странный ты чувак, Буддист.

– Я такой же, как и ты, и остальные. Я пытаюсь найти ответ на вопрос «В чем моя миссия?».

– Валить зомби. Спасти Желяву, – для меня этого было достаточно.

– А как же твой отец?

– А что с ним? – я сразу напряглась, не люблю, когда говорят о моем отце.

Балисонг замер в руке, от внимания Буддиста это не ушло. Да он и без того знает, что всякий разговор о моем отце в девяносто девяти процентах случаев заканчивается побоями.

– Он тоже послан тебе, чтобы извлечь урок, – аккуратно произнес Буддист.

А я уже мысленно готовилась намотать его морду на кулак.

– Мой отец – гений! – злостно произнесла я.

– Но ты его таким не воспринимаешь. Он гений в глазах коллег, сотрудников. Но в твоих всегда остается шизофреником.

– Хорош составлять мою натальную карту, придурок! Не лезь в мою жизнь со своими духами и кармами! – моя гиперактивная ненависть к людям плохо поддавалась контролю, особенно когда речь шла об отце.

– Я просто хочу сказать, что возможно тебе стоит начать слушать его бредни. Он говорит их не просто так, для него они многое значат. И правда в том, что за двадцать три года ты так и не научилась его слышать.

Я замерла.

Помимо его стального самообладания хотела бы я еще иметь его до трясучки раздражающую способность бить словами в цель настолько точно, что аж сердце останавливается, а из глаз кровь брызжет от искрометного гнева, рождающегося в ответ на словесный удар, разнесший все доспехи самоуверенности в пыль.

Я никогда не понимала отца. Это правда. Даже хуже. Я никогда не стремилась понять его бессмысленную болтовню, потому что это было слишком сложно, потому что я не видела смысл в его бреднях. Вместо этого я сдалась и просто обрамила его характерное отличие от нормального человека в рамки безумия и признала факт того, что мой отец умалишенный, даже не попробовав истолковать его неординарную натуру иначе. Может, оттого я и Фунчозу нашла привлекательным? Он тоже придурок до мозга костей, и меня походу патологически тянет к шизофреникам, потому что внутренне я все же хочу понять их боль и терзания, которые заставили их выйти за пределы нормальности. И все же у меня это плохо получалось. Наверное, потому что я и не старалась вовсе. Я отступила. Я сдалась. А ведь я кровожадных зомбаков мочу направо и налево, даже не смея думать об отступлении, хотя они меня одним взмахом когтистой лапы могут на части порвать. Но битву за достоинство отца я даже не начинала, сдавшись, как лицемерная трусиха.

– И вообще, ты заметил, как быстро Калеб приобрел авторитет? Мы теперь не пять отрядов, а один, подчиняющийся Калебу! – я сменила тему.

Опять же. Это было проще, нежели сражаться на поле битвы за имя отца.

За что я люблю Буддиста, так это за то, что он быстро понимает намеки отвалить.

– Если бы у Фунчозы был доступ к Триггеру, то и контроль управления нами был бы у Васаби. Но такого никогда не произойдет, потому что Фунчоза ватула (санскрит – «сумасшедший»), и он тебе не пара.

– Еще раз скажешь нечто подобное и не досчитаешься своих татуировок! – балисонг продолжал надежно лежать в моей ладони.

Как будто Буддист первым высказал свое дешевое мнение о том, кто для меня пара, а кто нет. Люди вообще любят учить друг друга жизни, целое сборище недоделанных профессоров.

Но Буддист лишь ухмыльнулся. Я знаю, что он обожает поддразнивать меня насчет Фунчозы, и я ему это позволяю, потому что знаю, что Буддист говорит это не всерьез. Его забавляет моя неконтролируемая ярость. Мы с ним дружим с раннего детства, мы переживали взлеты и падения, подставляя плечи друг другу, ведь путь к спецотряду нелегок, ой как нелегок. А путь Падальщика еще коварнее.

Восемь лет назад, когда произошел прорыв базы, Ной получил смертельное ранение в грудь, сердце просто в клочья разорвало. Но его спасли, вживив ему искусственное сердце – титановые пластины с магнитной левитацией, которые и качают кровь по еще человеческим сосудам. Мне кажется, настоящий Ной умер в тот день. Потому что, когда он проснулся, он вдруг превратился в мудрого старика, начал изучать буддизм и вытатуировал на своем теле целые тексты на санскрите. Он до сих пор никому не признался, что означают эти письмена. Даже мне. Говорит, что узнаем, когда придет время. После смерти в него определенно вселился какой-то высокомерный кретин.