Охотник на шпионов - Владислав Морозов Страница 49

Вот тут я, пожалуй, все-таки хватил лишку. Поскольку «люди, которые были в Испании» в военной и журналистской среде образца 1940 года, это в основном разные «враги народа» вроде Михаила Кольцова и прочих – советская власть (как, впрочем, и иные мировые власти) очень не любила проигранные войны. И если мой собеседник вдруг начнет уточнять детали, мне это может выйти себе дороже – я же не знаю, к примеру, что и где пили и с кем спали в этой самой республиканской Испании героические советские танкисты. А тот, кто побывал там лично, по идее, должен такие мелочи помнить. Но, на мое счастье, ветеран-орденоносец не стал спрашивать у меня ничего такого.

– Понятно, – сказал капитан несколько разочарованным тоном, давая понять, что моя персона его не особо интересует, поскольку встретить в моем лице какого-нибудь испанского ветерана он явно не надеялся. Конечно, можно было для пользы дела и наврать что-нибудь, но что-то мне подсказывало, что подобные «воспоминания о вершинах духа» не дали бы мне ничего, кроме братских лобзаний и распития чего-нибудь крепкого на брудершафт. Не стоило превращать вполне себе деловой разговор в стихийный «День ВДВ».

– Что вам понятно? Повторю еще раз – ваша попытка прорыва в любом случае закончится очень плохо. Чем мы вам вообще можем помочь?

– Может быть, попробуете сразу перед нашим прорывом прощупать дорогу?

– Опять мины искать? Уверяю вас, что их там нет – уже проверял.

– Нет. Просто тихо подойти и осмотреться. А если увидите засаду – сообщите.

– Снова-здорово! Вообще-то по пути к вам нас обстреляли, и на обратном пути тоже не исключено нечто подобное, так что вовсе не факт, что я вернусь от вас живым. В этом случае никакой разведки точно не будет! Далее – в сводном отряде, командование которым я вчера принял, людей вчетверо меньше, чем у вас. Все командиры, до взводного уровня, погибли, командуют старшины и сержанты. При этом бойцы еле мозжахают от недоедания и холода. Так что посылать на опасные дела я могу только добровольцев. Допустим, вызовется десяток-другой желающих. Предположим, что мы даже успеем выйти к дороге к назначенному вами часу. При том что лыж у нас там всего несколько пар, маскхалатов нет вообще, боеприпасов мало, а, к примеру, ручные гранаты отсутствуют, что называется, в принципе.

– У нас, чтоб вы знали, лыж вообще нет, а с патронами и продовольствием тоже напряженка! Я же не жалуюсь на это наркому обороны! – почти выкрикнул капитан, снова приходя в возбужденное состояние. Интересно, с чего это он решил, что я собираюсь жаловаться на жизнь лично маршалу Тимошенко? Что за странное замыкание в мозгах? Недоперепил?

– Да флаг вам в руки, товарищ капитан, барабан на шею и паровоз навстречу! Допустим, я с десятком бойцов выхожу к дороге. Что-то мне подсказывает, что белофинны обнаружат нас намного раньше, чем мы увидим их. И, если их там будет, скажем, взвод с автоматами «суоми» – от нас останутся одни ремешки и подметки, причем еще до того, как мы начнем стрелять! И как я, по-вашему, при подобном раскладе, должен сообщить о наличии засады, если, как мы все уже знаем, рации ни фига не пашут ни у вас, ни у нас?!

– Хотя бы ракетами.

– А вы уверены, что увидите их в лесу? Кроме того, есть еще одна проблемка – у нас есть ракетницы, а вот сигнальных ракет нет!

– Не проблема, – сказал Брячиславцев и тут же полез куда-то под заваленный бумажками стол. Порывшись там с минуту, он выложил передо мной две сигнальные ракеты.

– Красные, – уточнил он, хотя это было видно и по маркировке.

Ну хоть что-то для одоления супостата у них нашлось…

Встав с места, я убрал ракеты в левый карман шинели (в правом уже лежала ракетница и предназначенные для другого ракеты зеленого цвета), а затем вернулся на табурет. При приближении я определил, что запах спиртного исходил только от Брячиславцева, а вот его до сих пор не проронившие ни слова коллеги, похоже, были вполне себе трезвы. Но не скажу, что это меня сильно обрадовало. На любой войне трезвые, особенно из числа тех, кто страдает такой вот вынужденной немотой, порой бывают хуже пьяных.

– Давайте сделаем так, товарищ капитан, – сказал я. – Ничего обещать я, конечно, не могу, но помочь вам все же попытаюсь. В общем, если вы до назначенных 16:00 засечете красную ракету или услышите стрельбу на дороге – лучше вообще не пытайтесь прорываться. В любом случае стрельба будет означать, что мы там что-то обнаружили, а точнее – на что-то напоролись. Однако тишина тоже ничего не будет гарантировать. Белофинны вполне могут хорошо замаскироваться или подтянуться к дороге позже, услышав шум ваших танков. Тем более что, как я уже сказал, после 16:00 уже начнет темнеть. Но, повторю, – этот эксперимент будет стоить жизни вашим бойцам.

– Так на то война, – сказал капитан с какой-то нехорошей обреченностью.

Ага, выходит, он из тех, кому скучно, если никто не гибнет? Тогда получается, что пьет он все-таки от депрессивной тоски, а не от страха?

– Кстати, а почему у вас так холодно? – поинтересовался я на всякий случай.

– Так дров нет. И печек.

– А напилить и нарубить?

– Пил и топоров нет. Да и не дадут белофинны дрова рубить…

– То есть вы хотите сказать, что все дрова и печки остались у нас, по соседству?

– Да.

– А почему вы не пробовали перевезти их сюда?

– Что значит «не пробовали»? Пробовали.

– И чем закончилось?

– А то вы не знаете. Небось по дороге сюда разбитые машины видели…

– Понятно. А с харчами у вас как?

– Хреново, как и везде. Уже лошадей кушаем.

– Вот то-то и оно, дорогие товарищи. Лошадей надолго не хватит, патронов, судя по всему, тоже. Может быть, все-таки не стоит ограничиваться полумерами, а как можно скорее прорываться к своим, бросив транспорт и неисправные танки, как и приказывает штаб фронта? Хотя, о чем тут еще говорить, раз соответствующий приказ есть, но вы находите возможным его обсуждать? Что же, я вас честно предупредил о возможных последствиях. Но, если вы считаете, что есть смысл сидеть в окружении и дальше, ожидая, пока вас тут перебьют всех до единого, – ради бога.

Не знаю, чего уж я ждал, произнося сей монолог. Но, к моему удивлению, слова об обсуждении приказа (а ведь за такое во все времена командиров любой армии отдавали и отдают под суд!) не произвели на собравшихся никакого впечатления. Они тут что – вконец отупели от безнадеги и пьянки? Да не похоже – если бы им все действительно было похер, они сидели бы на задницах тихо и не затевали бы эти дурацкие телодвижения вроде попытки прорыва ради спасения раненых. Хотя чужая душа – всегда потемки…

– У вас ко мне еще вопросы есть? – спросил я в возникшей тишине, выдержав некоторую паузу, которой я давал им последнюю возможность передумать.

– Нет, – сказал (опять за всех троих) орденоносный капитан.

– Тогда, товарищи командиры, я поехал. В общем, я вас понял. Дорогу разведать мы попробуем. И это, видимо, все, что я смогу для вас сделать. Если передумаете насчет общего прорыва – пришлите в течение ближайших суток связного.