Товарищ пришелец - Андрей Загородний Страница 48

Слегка двигая веслом, больше следя за тем, чтобы не выйти из равновесия, Павел сместил катамаран вправо. Эти полтора десятка метров заняли не менее полутора десятков минут. Но работа делалась не тяжелая, скорее ювелирная. Замерз только, да и остальные наверняка замерзли. Когда катамаран оказался точно напротив слива, крикнул: «Вперед!»

Сначала проследил, туда ли гребут носовые, – теперь был готов к любым неожиданностям. Туда, куда надо, гребут! Сам зацепил веслом воду и повел судно по струе.

* * *

Лагерь разбили ниже порога на галечной косе. Светлое время позволило бы еще двигаться, но сил не осталось. Не физических, это нервы были натянуты до предела. Лучше отдохнуть вечерок, рыбу половить, стресс снять.

Уже позже, лежа у костра, Павел подумал: «Чуть не гробанулись из-за носовых. А ведь я их даже не обматерил, даже внутри себя не подумал плохого. Из-за Катюши, конечно же, о Виталии Валерьяновиче без мата и не получится. А тут только, что сам виноват, только о том, что до порога местами меняться не собирались и об обратной струе ничего не рассказывал. Да… даже не обматерил. Это ведь любовь, наверное».

«Это я, Юша, – донеслась мысль девушки. – Ты же не спишь?»

С ответом Павел замялся, просто не знал, что сказать, – как раз находился в промежуточной точке, предшествующей полному засыпанию. Именно из-за того, что замялся, не ответил радостно в голос. Только беззвучно прошептал:

– Уже не сплю.

– Извини, если разбудила, – уже не в первый раз начинался такой мысленный разговор, но все равно было непривычно.

– Ничего. Скажи, а ты мои мысли постоянно читаешь?

– Нет, конечно. Только если мы разговариваем.

– А я уж испугался… – Павел вспомнил свои недавние рассуждения про любовь и мат. Некомфортно думать, что объект этих размышлений все слышал.

– Чего же ты испугался?

– Понимаешь, я ведь много о тебе думаю… ну, в общем, не совсем так, как говорю.

– Плохо думаешь?

– Почему плохо? Хорошо. Но просто… откровеннее, можно сказать, анализируя свои эмоции.

– Так поделись со мной этими эмоциями…

Павел воспринял не только слова, но и почувствовал, что Катюша внутренне улыбалась.

– Да ладно… я… стесняюсь, наверное… все еще. Давай лучше о чем-нибудь отвлеченном. Кстати, почему ты меня спросила? Просто не спалось?

– Нет, по делу. Есть причина для беспокойства. Ты за Виталием Валерьяновичем наблюдаешь?

– Да не особо. Это дело нашего майора госбезопасности – наблюдать и делать выводы. А что? Думаешь, с ним что-то не так?

– Плохо с ним. Изменился внутри. Я ведь эмоции чувствую… так и хлещут.

– Думаешь, совсем плохо? Давно он так?

– Да, он… очень сильно страдает.

– Страдает физически или морально? То есть из-за больной ноги или из-за того, что задание провалил?

– Нога – ерунда. У него с головой проблемы. Внутренняя истерика. И, кажется, это началось, когда вы из пены вынырнули, в самом начале порога. Сначала ты на поверхности появился… не переставал грести. А потом его угол катамарана всплыл. И он тоже греб, но уже сам не знал, как и куда.

– Но потом, когда вторую ступень проходили, вы вместе очень слаженно работали – правильно или нет, но работали. Значит, он не истерил, а с тобой взаимодействовал.

– Нет, Паша. Это я работала. И своими, и его руками. Только ты… пожалуйста, не пугайся… я не монстр какой-нибудь… Это трудно очень… контролировать… но все бы, наверное, утонули, если бы он делал что-то сам…

– Какой же ты монстр, Катюша! У многих людей есть способности, каких нет у других. А я если и боялся, то за тебя. – Павлу захотелось, чтобы Катюша восприняла не только содержание его мысли, но и чувство, которое в нее вложил.

Тут же, как подросток, застеснявшись сентиментальности момента, продолжил:

– Лучше расскажи, как ты все воспринимала. Там, во второй ступени, сначала гребла назад, а потом вперед, как надо было. Ты мой крик услышала или мысленно уловила?

– Не знаю. Не до того было… грести надо было, – и опять мысленная улыбка.

Ох как захотелось Павлу, чтобы расположившаяся вокруг костра тройка свидетелей вдруг поднялась и пошла куда-нибудь подальше. Захотелось оказаться с Катюшей в домике или палатке, обнимать ее, целовать. Не только мыслями, но и телом показывать, насколько дорога она ему… И еще подумал о будущем. Что потом? Куда они плывут? К цивилизации, к людям, конечно, но вот что там ждет Катюшу, если она… доберется. Вспомнилось о том, что риск никуда не делся. То ли удастся ей вырваться из замкнутого много лет круга, то ли нет. А если все же нет? Страшно было даже думать, какие могут быть последствия, если вырваться не удастся. Захотелось спрятаться от собственных мыслей, вернуться к проблемам сегодняшнего дня.

– Так что там с Виталием Валерьяновичем? Может, ему поплохело после того купания со связанными руками?

– Точно сказать не могу. Когда он на базу прилетел, самоуверенностью так и несло, даже несмотря на то, что спину повредил. Да и спина у него не особенно болела – я бы почувствовала, если бы сильно… Но потом он поменялся. Самоуверенность пропала, как будто поддался обстоятельствам…

Павел понял, что «обстоятельствами» был Титов, скакавший на стуле по ступне Виталия Валерьяновича. Но говорить об этом, даже мысленно, не стал.

– Потом, когда лодка перевернулась и его спасли, он еще раз поменялся. Стал почти таким, как сейчас, напряженным внутри и непредсказуемым. Вчера на берегу чуть-чуть в себя пришел, но только до тех пор, как мы на катамаран грузиться начали… В общем, воды он теперь боится.

– И что же делать? Кроме сплава, нам ничего не остается.

– Да, ты прав…

– Может, утром что-нибудь придумаем?

– Да, давай думать утром. А сейчас надо спать…