Никогда не играй в пятнашки - Игорь Алгранов Страница 48

— Привыкнешь тут. Ну, а ты? — Ковтун посмотрел на зятя. Тот сразу съежился и отвел глаза.

— Я? Н-не знаю. Как-то… невмоготу. Вчера ещё думал, что могу, особенно, после этого… с Таней… А за ночь весь пар вышел и… — он запнулся и замолчал.

— Тогда я смогу.

Все трое разом обернулись на голос.

Из-за распахнутой воротины амбара вышла дочь Стефана и встала напротив троицы, строгая и решительная. Солнце осветило сзади её прямую стройную фигуру в белом полушубке и длинной чёрной юбке до пят, красиво и даже величественно очертило контур стройной женщины и заиграло лучами в длинных распущенных каштановых волосах.

— Танюша… — только и смог протянуть муж.

— Дочка, ты что же это? Чего удумала? — охнув, спросил отец.

Порхомяк хмуро сощурился на девушку, но не сказал ни слова.

— Ты сам меня стрелять учил, — твёрдо произнесла Таня, — и всё говорил: «Вдруг пригодится?», помнишь? Ещё радовался, что так метко всаживаю. Вот… и случай подходящий.

Стефан замотал головой и взялся за лямку ружья.

— Не женское это дело, доча.

— Ну почему же? — спросила девушка. — Ты разве не помнишь нашу спасительницу? Она не казалась мне нелепой. Пожалуй, даже наоборот. Я прямо любовалась ею, момент, правда, был не тот, чтобы восторженно аплодировать. Кстати, у нас мыло почти кончилось.

Мужчины дружно спрятали глаза, и стали навскидку исследовать гранулометрический состав почвы под ногами.

— Значит, будем тянуть жребий, — глухо произнёс Стефан. — Ты правда не передумаешь, дочка? — со слабой надеждой в голосе спросил он.

Татьяна решительно качнула головой.

— Какой бы ни был жребий, отец, а плащеносец — мой.

* * *

Около часа дня мы въехали в Ликамск.

Получалось, от фермеров до города было три часа по трассе. Эх, хорошо, что удалось поспать в их хоромах почти целую ночку! А то у меня мозг в последнее время готов был выключаться в самое неподходящее время…

Мы проезжали по длинному мосту через реку, и я посмотрел вниз, сквозь красные перила и опоры. Бурые воды реки тягуче несли себя, скользя по руслу и не переживая о том, что на берегах сменяются эпохи, а люди уходят и, быть может, навсегда. Вода всё равно будет течь.

Здесь словно и не слышали ещё о Нашествии. На широких улицах люди с разной степенью спешности шли по своим делам, спускались в подземку, поднимались из неё, заходили в магазины, выходили из учреждений. Этажки привычно и уютно высились над проспектами, ласкали взгляд, обрезаясь крышей автомобиля, и я прильнул к стеклу, чтобы увидеть их целиком, а они, как обычно, упирались в низкое небо, поддерживая вату облаков, и так не хотелось думать, что это всё ненадолго, и очень скоро и сюда проложат путь ненавистные твари.

Но всё же война затронула и такую глубинку, и чувствовалось, что фронт неумолимо приближается. На наши машины косились — на улице транспорта, который бы двигался, не наблюдалось. А у входов в станции подземки я разглядел сооруженные на скорую руку блокпосты и не меньше взвода вооруженных солдатиков на каждом. Кстати, и на въезде в центр города на проспекте дежурил броневичок с военными, настороженно и удивлённо встретившими нашу мини-колонну, с особым сомнением оглядывая лобовую фанеру на нашем пикапе. Но они быстро успокоились, разглядев наши жетоны смотрящих с голографическими фотками, чипом и прочими фишками. Я спросил у их старшего — высокого и худого молодого парня с сержантскими нашивками на предплечьях — про наших ребят, но он сказал, что никого с юго-запада не было, по крайней мере, не в их смену, а последние транзитные эвакуируемые прибыли и распределены по жилым районам ещё три дня назад. Тогда я рассказал им печальную новость о потерянном Ромове и попросил как можно скорее передать это с официальным подтверждением командованию, если этой информации ещё не поступало. Вообще-то обычно мы сообщаем о таких вещах своим бригадирам, а уж они связываются с вояками. Но в отсутствие хорошей связи, чем быстрее дойдет инфа — тем лучше. Наказывать не будут. Хотя, конечно, никто не любит плохих вестей.

Северный пост, судя по картам, находился на окраине города, в промышленной зоне, в здании старого завода по выпуску какой-то готовой еды, посуды и прочей дребедени. Да уж, в предвоенные годы производством продуктов питания, кажется, не занимался только совсем ленивый фабрикант. С дешёвой нефтью, особенно перед самым Нашествием, «божественной» БКС и такой оравой потребителей по всему миру сбыт всегда был обеспечен.

В принципе, можно было не заезжать в мультик, проехать по окраинам, но я хотел посмотреть, что тут делается, как ведут себя жители. И если честно, просто хотелось побыть в городе, пока ещё наполненном людьми. Всё-таки, это так здорово — жить среди множества себе подобных, в уютных больших людских «муравейниках», где всё под рукой, и для каждого есть дело, и любому есть чем заняться, неважно, будь то отдых или работа.

Мы ехали по пустынному центральному проспекту, и я со странной, какой-то вроде бы давно забытой тоской в сердце глядел на ряды этажек, в которых было сосредоточено всё необходимое для комфортной жизни горожанина XXI века. Вот слева проплывал огромный, весь сплошь стеклянный, монолит оллмарка с гигантскими плитами для рекламы на фасаде, такими яркими и красивыми прежде, насыщенными ценными новостями о дополнительных возможностях сделать свою жизнь ещё прекраснее. А теперь мутными, грязными и пустыми. Я вспомнил как перед самым началом войны вовсю развернулась кампания, побуждавшая всех «идущих в ногу с прогрессом» присоединиться к Глобальной Системе Доставки. Теперь не нужно было даже пользоваться покупками через оллнет с их вечными проблемами с доставкой в этих огромных разросшихся на километры вширь и ввысь жилых кварталах. Авто для наземных служб постоянно не хватало, квоты постоянно урезались, курьеры просто сходили с ума. А доставлять грузы как-то надо? Новая Система задействовала автоматическую линию выброса мусора в этажках, введённую в развитых странах ещё в восьмидесятые с их бурным высотным строительством. Это была гениальная идея! Большей частью линия простаивала, лишь периодически сортируя и компонуя мусор, выбрасываемый жильцами. И вот один парень, светлая голова, как там его звали, Адам Шнифмайер, кажется, придумал подсоединить к этой системе, уже, по сути, имевшей возможность перемещать грузы, автономную службу рассылки. Оставалось только доработать систему загрузки-выдачи, разграничить потоки, наладить процесс и накатить софт. Нанд там у них работал программистом, в московском филиале, и за время нашего короткого знакомства успел рассказать пару смешных историй про это дело. Как, например, у них там что-то сбойнуло, и все посылки в двадцати кварталах, — а это не меньше двух миллионов жителей и сотни тысяч заказов, — отправились в мусорку, а свежевыброшенные пакеты с мусором были рассортированы по типу, промаркированы и разосланы клиентам в согласии с электронными накладными. Скандал, говорит, был невероятный!

Эх, было время! Мне вдруг со страшной силой захотелось потолкаться, как раньше, в вагоне подземки, попереминаться в час пик, почти не двигаясь с места, в переходе между станциями, вместе с толпой таких же, как я, пассажиров-пингвинов, нежно трущихся друг о друга боками. Погулять по торговому небоскрёбу, где можно не просто жить — сменять поколения. Пойти в кино на последний фильм, самому выбрать концовку и даже подменить протагониста, а потом выйти и в кафешке поесть мороженого, бесплатного для купивших два сеанса по цене одного. А затем пойти ещё раз на сеанс и выбрать другую концовку. А после подняться на самый верх, под самый шпиль самого высокого «билдинга» в городе и вдохнуть полной грудью не по-городскому разреженный воздух без капли це-о. И знать, что ты не один, вокруг тебя люди, и они просто хотят жить, ни о чём особо не задумываясь, потому что жизнь прекрасна и тебе всегда будет чем заняться, ведь люди всегда находят чем заняться, даже если делать особо и нечего, ведь вокруг столько интересного, и в большом городе всегда есть кто-то, кто придумает для тебя что-то занятное за приемлемую цену. И я даже с горечью ощутил, что готов был с преогромным удовольствием пойти в понедельник рано утром на работу в свою автомастерскую в многоярусном подземном гараже, протянувшемся на пару сотен метров аккурат вдоль реки Фонтанки, под самым руслом, от Апрашки до Гороховой, если верить геодатчику задачника. Я вдруг во всех красках представил, как выхожу из своего дома, бесконечно высокой этажки номер сто двенадцать на Ириновском, моей родной «стодвенашечки» с уютной однокомнатной квартиркой на девяносто пятом, иду по тротуару, бодро топая с толпой таких же в меру проснувшихся работяг и служащих к станции подземки «Ржевка-13», на задачнике — шесть сорок утра, время, когда о появившемся солнечном свете можно ещё только догадываться, в сумраке ущелья проспекта, в сквозняке поперечных улиц, вдоль бетонных корней соседних могучих исполинских этажек, погрузивших свои далёкие вершины в густую светлеющую синеву неба, но чаще — в рыхлую стальную вату облаков, этого вечного питерского «полиэтилена», месяцами натянутого на бескрайний город…