Ангелофрения - Максим Хорсун Страница 47

Агент фараона пребывал в дурном расположении духа, он что-то постоянно бурчал по-арабски и зыркал из-под черных, точно подведенных углем, бровей. Зуев догадывался, что жертва, на которую пал гнев фараона, находилась на потерпевшем крушении дирижабле. И душа «отравителя» теперь не на месте, ведь это не он покарал неведомого лиходея, а слепой случай. Как же – попрана профессиональная гордость!

А теперь еще и эта московская напасть почти прямо по курсу.

– Кажется, гаснет, – неуверенно произнес пилот.

Розовый свет и в самом деле постепенно растворялся в дождевых сумерках. Зуев не сводил глаз с западного леса, пока тревожное свечение окончательно не исчезло.

– Ну, ребята, – сказал он с облегчением. – Поди пронесло…

И сейчас же захлопали перед кабиной перепончатые крылья, заскрежетали по обшивке когти, раздался сиплый клекот, заглушивший грохот паровой машины. Винтолет качнулся, Зуев выругался: он едва не уселся «отравителю» на колени.

Все замолчали и приникли к иллюминаторам. Кто-то был взволнован, кто-то явно напуган, кто-то изо всех сил старался отличиться невозмутимостью. Да только бешеный блеск в глазах выдавал каждого с головой: никому не грело столкнуться на невооруженном винтолете в непогоду с неизвестным врагом.

Но за стеклом не было ничего, кроме сгущающейся мглы и дождя.

Мукеш дохнул на иллюминатор.

Треснутое стекло запотело. Туманное пятно напомнило советнику-изгнаннику профиль Магдалины. Сходство было поразительным. Мукеш снова придвинулся к иллюминатору и дохнул еще раз. За спиной у Магдалины выросли два крыла. Мукеш улыбнулся, пальцем дорисовал глаза и брови, подровнял силуэту прическу, очертил маховые перья на крыльях. Затем потянулся к столу, на котором стоял ополовиненный кувшин с цекубой.

Пока Мукеш пил, профиль Магдалины исчез.

Зато теперь в иллюминатор был виден акулий абрис быстроходного дирижабля, идущего курсом на перехват. Преследователь вынырнул из роскошного кучевого облака с залитой солнечным светом, точно намазанной медом, вершиной. Винты на многочисленных пузатых мотогондолах бешено вращались, преследователь уверенно сокращал дистанцию.

Бывший советник надел фуражку, на ходу допил вино и разбил кувшин о палубу.

В центральном коридоре дирижабля было пусто и сумрачно. Поскрипывали шпангоуты, дребезжала внутренняя обшивка, из-под разбитого плафона светила вполнакала единственная уцелевшая лампа. Мукеш в два счета одолел путь до ходовой рубки, ворвался внутрь.

В рубке его встретило безмолвие.

Ни Хасана, ни Нишанта. Вибрирует заблокированный штурвал, мечутся стрелки на циферблатах, заваливаясь на красную часть шкалы. Палуба усеяна окурками, на вбитом в переборку гвозде висят плащ-палатки контрабандистов.

Мукеш оглянулся: куда могли запропаститься «сводные братья»? Не видно и нанятых ими подельников. Где все? В кубрике? В машинном? В трюме?

С оглушительным хлопком взорвался иллюминатор. Мириады осколков осыпались на палубу стеклянистым снегом. Сердито заревел ледяной ветер и сорвал с Мукеша фуражку. В рубку один за другим стали вваливаться десантники: сквозь разбитый иллюминатор, на тросах, прикрепленных карабинами к поясам. Десантники были одеты в толстые камуфляжные комбинезоны, маски с узким вырезом для глаз защищали лица солдат от обморожения. Вооружены бойцы были пистолетами с коробчатыми магазинами и легкими деревянными прикладами.

– Именем фараона! На палубу! Немедленно! Лицом вниз! – услышал Мукеш сквозь рев ветра.

Десантника, который оказался ближе всего, Мукеш отправил в нокаут ударом в челюсть. Остальных ослепил синим светом и, выгадав пару секунд, бросился из рубки в коридор.

Но едва он повернулся к дверям, как на его бритую голову обрушился винтовочный приклад.

Дети живы, и это – настоящее чудо.

Сердце замирает, едва стоит подумать, через что они прошли.

Егерь, представившийся Кириллом, на руках перенес младших Эльвенов подальше от дышащих жаром обломков «Ковчега» и устроил братьев в выстланной свежей соломой телеге.

Они были без сознания. Дышали ровно, иногда всхлипывали. У Адама временами носом шла кровь, и Магдалине было жалко его до слез… но слезы больше не наворачивались на глаза.

Она до сих пор находилась за гранью, за которой обычные проявления чувств были неуместны. Она бродила по усеянному дымящимися обломками полю, она подставляла лицо дождю, чтобы его струи смыли с кожи копоть. Она невпопад отвечала на вопросы Кирилла, она отмечала, что вот появился конный полицейский, вот еще какие-то люди в форме направляются через поле к пожарищу, ведя за собой целый обоз телег, что воронье начинает слетаться со всех окрестностей, рассчитывая на знатное пиршество.

Но мыслями и ощущениями она все еще находилась в огне.

И жутко болели крылья, которых больше не было.

Вот она увидела бредущую навстречу Марию. Сеньора Верон на первый взгляд отделалась легко: только расчерчивала щеку дорожка запекшейся крови да пестрело прожженными дырами некогда элегантное платье. Узнав Магдалину, Мария улыбнулась, смахнула слезы и порывисто шагнула навстречу.

– А я нашла свою арфу, – взволнованно сообщила она и указала рукой в сторону. – Право, это удивительно: инструмент уцелел.

Магдалина нашла в себе силы улыбнуться в ответ. Тогда сеньора Верон подошла к ней и раскрыла объятия. Магдалина потянулась к Марии, как к матери, которую она не знала, как к сестре, которой у нее никогда не было, как к верной подруге, о которой могла только мечтать.

Но руки сомкнулись на пустоте. Сеньора Верон исчезла. Ни следа на сырой земле, ни пара от дыхания в холодном воздухе.

Кофр действительно был цел. Он отыскался там, где указала его владелица. Магдалина опустилась рядом с ним на колени, а затем прижала к себе, точно самое ценное сокровище в мире. Так она оплакала и Марию, и Хосе Анхеля, и всех, кто погиб в этот темный день…

Дождь то слабел, то набирал силу. И снова среди капель замелькали похожие на перья мохнатые хлопья снега. В небе появились трехвинтовые летающие машины, вдоль их бочкообразных фюзеляжей перемигивались электрические позиционные огни. Выпустив из форсунок пар, винтолеты приземлились рядом с остовом «Ковчега».

А Магдалина все так же стояла на коленях, глядя вдаль. Где-то там, за тучами, за размытой дождем линией горизонта плыл, удаляясь, «Тион».

Столько сил было потрачено… Столько пришлось поставить на кон…

И снова не успела. Сама судьба поставила точку в преследовании.

Что ж, пусть эта авантюра завершится фиаско. Она должна посвятить себя заботам о младших кузенах, а затем – заняться «особой энергией». Главное, что Роланд жив. Он найдет ее. Он завершит полет за тридевять земель, к огням северного сияния, и обязательно ее найдет: через год, через два, через десять или двадцать лет. Если мир уцелеет, то им суждено быть вместе.