Ангелофрения - Максим Хорсун Страница 46

Нет, подумала Магдалина, капитан даже не надеется дотянуть до Твери.

– Каин, Адам, – проговорила она, – братцы… мы будем садиться прямо на поле. Держитесь покрепче и ничего не бойтесь. Мы с вами и не через такое проходили.

И словно в насмешку взвыл за бортом ветер, плюясь в иллюминатор мокрым снегом.

– Магдалина… – прохныкал Каин. – А нам обязательно было уезжать из Мемфиса?

– Они выпускают водород, дирижабль мягко сядет в поле, – упрямо произнесла Магдалина.

– А дальше поскачет, как футбольный мяч? – не унимался Каин.

Действительно, причальных конструкций здесь не найти. «Ковчег», конечно, не станет вести себя как футбольный мяч – слишком уж велика его масса. Если капитан правильно рассчитал посадочную скорость и в момент касания с грунтом обойдется без сокрушительного удара… если он использует деревья, чтобы остановить инерционное движение…

Все-таки Мемфис дал ей много.

Если бы не вулкан… если бы дядя остался жив, а Роланд не отправился в опасный полет в погоне за прибылью и благосклонностью Матвея Эльвена…

Она бы посвятила жизнь общему делу семьи – воздухоплаванию; у нее бы получилось внести вклад в развитие гильдии, она всей душой ощущала, что таково было ее призвание.

Но струны жизни зазвучали иначе, и нынче лилась мелодия в миноре. «Тион» было не догнать, дирижабль Роланда снова ускользал за горизонт событий. Все старания оказались тщетными, она не успевала. Катастрофически не успевала…

– Мама! – пискнул Адам.

Ахнуло так, словно над их головами лопнула рельса: не выдержал один из стрингеров – продольных ферм каркаса. У «Ковчега» сломался хребет и тут же летающий кашалот содрогнулся, точно в конвульсии. Запоздало заныл тревожный сиренный гудок, но его заглушил скрежет раздираемого металла и последовавший за ним многоголосый крик отчаяния и ужаса. Засвистели, точно пули, заклепки и деревянные обломки внутренних переборок.

Магдалина прижала кузенов к себе и закричала вместе со всеми. Но больное горло лишило ее даже такой отрады: она мгновенно осипла.

Дюралюминиевые пластины внешней обшивки дирижабля разошлись, явив скрывающиеся под ними шпангоуты и стрингеры, паутину стальной проволоки расчалки. Обнажились газовые баллоны, сделанные из пропитанной лаком ткани, они занимали отсеки каркаса между смежными шпангоутами. Трещина расколола гондолу пополам. Из пробоины в трюме хлынул дождь из чемоданов, котомок, баулов, засевая возделанное поле бесполезным теперь скарбом.

На пассажирскую палубу ворвался ветер. С собой он принес капли дождя и снежные хлопья, которые разбавили первую пролитую кровь. Ветер наподдал по рулям и стабилизаторам «Ковчега», развернул корму вбок, ускорив разрушение корпуса.

И в мгновения всеобщего отчаяния, когда крики и плач достигли апогея, Магдалина вдруг ощутила себя слишком живой, чтобы слиться с голосящей толпой и покорно позволить костлявой заключить себя в объятия. С ней были дети, которых она поклялась защищать и которые из-за ее безнадежной погони оказались на волоске от гибели. Это нерациональное упрямство, этот порыв помогли ей мобилизовать остатки сил, которые исходили от негаснущего огонька «особой энергии» в ее душе…

Зрение приобрело необыкновенную четкость; Магдалина могла рассмотреть каждый обломок, пролетающий мимо ее лица. Слух отсеял вопли людей и стон искалеченного металла, позволив Магдалине услышать ветер. Ветер говорил с ней злым свистящим шепотом, потому что ему было стыдно покоряться человеку, пусть даже владеющему «особой энергией». Ветер сказал, что «Ковчег» рухнет через полминуты, что дирижабль хоть и сильно поврежден, но все еще сопротивляется мировому притяжению.

Белоснежное крыло закрыло от Магдалины разрушенную палубу и искаженные ужасом лица. Всего на мгновение – словно шторка в затворе фотоаппарата. И Магдалина поняла, что крыло принадлежит ей. Сон ли это, предсмертное видение, галлюцинация или же изнаночная сторона реальности, прошитая нитями «особой энергии»…

У нее были два крыла.

Чистая «особая энергия». Столь мощная, что в реальном мире приобрела вид крыльев. Нежных на вид, хрупких, как фарфор. Но на деле – тверже крупповской стали, которой обшивают броненосцы.

Одним крылом Магдалина накрыла Каина, вторым – Адама. Увы, на остальных пассажиров ее крыл не хватило…

То, что осталось от «Ковчега», врезалось в землю. Сначала носовая часть, затем – оказавшаяся более легкой корма. Пошли в расход баллоны с водородом. Они взрывались с пушечным грохотом, расшвыривая листы обшивки, обломки ферм и человеческие тела на мили окрест.

Крыльям было больно, но спазм в горле не позволял Магдалине кричать.

Подволок пал на палубу, как молот на наковальню. Переборки смялись в гармошки. Часть котельного оборудования из машинного отделения, размещенного на несколько палуб выше, внезапно оказалась среди руин пассажирского уровня. Проволока расчалки рвалась с натужным треском, шпангоуты сгибались и меняли форму, точно были изготовлены из свечного воска. Взревело пламя, одним махом поглотив растерзанный корпус «Ковчега». Огненный столб поднялся до небес, и те ответили гулким хохотом громовых раскатов.

Пятерка винтолетов спасательно-поисковой службы мчала сквозь дождь навстречу темнеющим на горизонте дымным столпам. Полиция и егеря уже должны были оцепить место крушения. Едва ли кто-то из угодивших в переделку уцелел, жахнуло на славу: взрыв видели во всей волости. Из Лихославля телеграфировали в Тверь, а там уже подняли в воздух все машины, которые стояли под парами.

Поручик Зуев, придерживаясь одной рукой за поручень, а второй – за спинку кресла пилота, глядел сквозь ветровое стекло на то, как проносятся внизу лоскутные одеяла полей, отделенные друг от друга лугами для выпаса скота и рощами. Розоватое свечение он заметил прежде, чем к нему обратился пилот:

– Ваше благородие, вы только посмотрите…

Зуев хмыкнул в усы. Да, свет лился из леса на западе. Выглядело это так, будто кто-то направил луч мощного прожектора строго вверх, осветив сюрреалистический рисунок туч. Все, кто находился на борту винтолета, включая хмурого «отравителя» из Нового Царства, были осведомлены о событиях, произошедших в Москве. Среди спасателей не было кисейных барышень, но каждого прошиб озноб от понимания того, что и им, возможно, придется столкнуться с обитателями потусторонья. Слухи ширились, газетная истерика достигла пика, липкий страх расползался уже по уездным городам и волостям, одинаково сея смятение в сердцах представителей всех сословий.

Поручик заметил, что «отравитель» положил ладонь на оттопыренный карман шинели, в которой он наверняка хранил револьвер или же набор смертоносных ампул. В России «отравителями» называли агентов фараона, которые, как уверяла молва, виртуозно использовали яды, полученные из грибков, выращенных на мумиях людей, чтобы сживать со свету тех, кто осмелился грабить древние храмы и гробницы.

Приказ оказывать содействие господину Саддаму Сани пришел из самого Петербурга, и у командования отдельного батальона поисково-спасательной службы, конечно же, не возникло желания портить отношения ни со столицей, ни с «отравителем».