Эмбрион. Поединок - Юрий Мори Страница 47

Некогда думать. Незачем думать – вон просвет в зарослях на берегу, туда, в прыжке. Винтовка, с которой он обращался в обычные времена очень уважительно, полетела в одну сторону – плашмя, плевать, стерпит; рюкзак – в другую. Раздеваться некогда, поэтому только скинуть куртку – и вниз, стараясь не ободрать руки на скользком крае провала, местами забрызганном кровью. Глоток воздуха в прыжке и – ну, здравствуй, колючая ледяная вода, медленно, но неотвратимо пропитывающая одежду, остужающая даже его с рождения более горячее, чем у людей, тело. Искать!

То ли удача, то ли охотничий инстинкт Лешего вывели его почти на цель. В мутной, темной подо льдом воде что-то есть. Вон там, правее. Течение у Битюга несильное, слава богам, не Дон, в который он впадает где-то далеко отсюда. Но все же оно было – длинные тряпки водорослей, поднимавшиеся со дна, еле заметно шевелились, мешая поискам. В несколько движений, сдерживаемых мгновенно промокшей одеждой, Леший оказался возле темного предмета. Этому уже ничем не помочь – даже не тело, ошметок, лишенный одной руки и ног, с искаженным в ужасе лицом. Но лицом, ему не знакомым.

Некогда. Незачем. Дальше.

Вон медленно кружится, уходя на глубину, нехотя, но неотвратимо, еще что-то. Кто-то. Но тонет небыстро, мешает ему странная штука на спине. Леший нырнул глубже, и рука его скользнула по выгнутой деревянной поверхности. Чертовщина какая-то, что это на нем?! Просунул пальцы сбоку и зацепил край одежды. Тянуть на себя и волочь наверх. А там разберемся, что за улов.

Дюкер голову снимет, что не спас… Голыми руками оторвет.

Кат всего этого не видел.

Перед ним стояла гипсовая статуя, сошедшая с постамента. Неожиданно целая, с руками и ногами. И с головой давно покойного Зинченко – живой, с редкими волосами, тщательно приглаженными расческой. Со знакомым, будто сверлящим взглядом маленьких пронзительных глаз.

– Довыебывался, Шурик? – как ни в чем не бывало, спросил старый враг. – А я говорил. Ты же Кат потому, что Катастрофа. Прежде всего для себя самого…

Сзади заскрипел снег, но странно, будто под сотнями ног. Кат оглянулся и увидел массу огромных пауков, черных, с шевелящимися хелицерами, плотно обступающих его кольцом. Тогда, на Базе-1, он их и рассмотреть толком не смог в дрожащем свете ручных фонариков, а теперь – любуйся не хочу. Жутко знобило, а статуя Зинченко сзади говорила и говорила, напоминая, что кроме его, Ката, правды есть и другая.

В которой он, щенок, постоянно мешает серьезным людям.

– Ты всего лишь эмбрион, Волков. Тебе до человека еще идти и идти. Сперва родись, а уж потом…

– Не успеет! – вмешался другой знакомый голос. Тот, чьим разговаривало странное дымное облако тогда, в лесу. Черноцвет. – Я проклял их, и они все погибли. Все. Этот последний. Мое проклятие неизбежно!

Кату показалось, что пауки смеются. Обступили его вплотную, дергают ногами за спину, пытаются разорвать на части и – смеются.

Хотелось вздохнуть.

Хотелось что-то крикнуть в ответ, да только кому?

Он уже ничего не видел, глаза застлал плотный туман сродни живому облаку там, в Воронеже, из которого время от времени показывались смутные фигуры и звучали непонятные слова. Где-то вдалеке играла музыка – опять же нечто неразборчивое, тихое, мелодичное. А пауки не оставляли своих усилий, дергали его за одежду, старались задушить, вонзить в глаза острые концы ног, щекотали и топтали его тело.

– Очнись, мудила! Зря, что ли, я тебя вытаскивал?

Кат вновь попытался выдохнуть – хотя бы так, вдоха уж совсем не вышло, – и наконец-то получилось. С выдохом изо рта хлынула вода, горячая, горькая как спирт, потом он вздрогнул всем телом, и его вырвало.

Только после этого сталкер открыл глаза. В них все плыло, поэтому он видел сразу двух Леших, старательно делающих ему массаж грудной клетки неожиданно горячими, почти обжигающими руками. Очки странника свисали с шеи, а вертикальные кошачьи зрачки смотрели с легким упреком: чего это ты разлегся, боец? Впереди победа.

– А-а-а… Что?..

– Что-что, городской! Чуть не утоп ты заодно с приятелем. Да я вот гулял мимо, дай, думаю, вытащу. У парня же планов до хера, а он тонуть решил. Кстати, что за хрень ты на себя напялил?

Кату стало холодно. Очень. Трещавшая голова, которую было, казалось, не приподнять, вежливо уступила место жуткому холоду, от которого отнимались ноги, а в руках изнутри плясали целые тучи колючек, зародышей кактусов, рвущихся от костей наружу, разрывая кожу.

– Щит… – смог сказать сталкер. – А где Винни?

– Не знаю, о ком ты, но похоже – на небесах. Или во что он там верил? Может, в чертогах Одина, мед поэзии наяривает с гуриями.

– Он не викинг…

– Да мне насрать, кто он там был. Руки-ноги чувствуешь?

– Плохо…

– Вставай. В чувство я тебя привел, дальше на бегу будем греться.

На каком, ко всем богам, бегу?! Кат пошевелиться-то не мог. Или мог? Он заставил себя напрячься и сесть. Рывком, до темноты в глазах и острого приступа боли в затылке, куда словно некто воткнул отвертку. С размаху.

– Ожил?! – в голосе Лешего было легкое удивление. – Ну и славно. Хватай свой нож-переросток и давай за мной. Я-то тоже мерзну!

Кат поморгал, протер глаза тяжелой, словно налитой воском рукой. Леший теперь не двоился – просто сидел в одних подштанниках на снегу, тщательно выжимая одежду. Не только свою – сталкер понял, что и он сам полуголый. Мокрые штаны облепили ноги, в ботинках были ледяные озера, а все остальные шмотки валялись рядом. На неожиданно сухом рюкзаке лежал меч, щит украшал снег чуть поодаль.

– Чего глядишь? Выжимай куртку. Кстати, отменная наколка у тебя, прямо позавидовал. Себе, что ли, забомбить?

Леший снова ерничал, но сейчас это было только к месту. Не хватало еще впасть в уныние после гибели Винни и явления всех этих… пауков.

– Анархия – мать порядка, – сказал Кат. – А ты меня… из воды?

– Я бы сказал – из-подо льда. Но технически верно. Из воды. Что вы там такое рванули?

– Это не мы… – Кат смог подняться на ноги, замерзая на ледяном ветру. – Там заминировали все. Проволоку я увидел, но поздно.

– Повезло, что не осколочными. В решето бы тогда. – Леший отжал свои штаны и сейчас с трудом напяливал обратно. – Лицом не торгуй, отжимай. Надел и побежали, иначе сдохнем.

Они располагались в кустах, явно в стороне от реки. Снег почти перестал идти, ветер тоже притих, выжав последнее тепло из тела, а вот мороз крепчал. Кат взялся за хрустящую в руках куртку, бросил. Натянул успешно выжатый Лешим свитер, сделал несколько упражнений, разгоняя застывшую кровь.

Голова, конечно, отваливается – но это и потерпеть можно.

– Я к реке больше не сунусь… – проворчал Кат.

– Да и не надо. Я ж чего уходил – дорогу к Колизею искал по прямой. По земле. Нашел, кстати.