Делай, что можешь - Марик Лернер Страница 45

– А ты можешь и так?

– Если могу убрать тромб от сердца, – безразлично сказал, – почему не загнать его внутрь, закупоривая артерию. Легко и просто. Только делать этого, естественно, не стану. Я людей лечу, а не убиваю. Не дай бог узнают. Репутация – вещь важная. Ее годами зарабатывают, а рушится вмиг.

– А сам-то что сказал тогда про порчу!

– Иногда страх полезен. Терпеть камни в спину тоже глупость.

– Но уважения он не дает.

– Тоже верно. Просто человека надо судить по поступкам, а не по словам. Мне не важны его мотивы. Я смотрю на действия.

– Жизнь странная штука, – задумчиво произнесла сестренка.

– О нет, не штука, а шутка. Может быть, ты когда-нибудь поймешь, но не сейчас, а со временем. Он, – показал вверх, – очень веселится, глядя на нас с неба.

– Ты очень изменился, – сказала она после длинного молчания.

– Я учусь. Сначала был просто переход к нормальному существованию без замедленности. А теперь… Ну, я все время нечто новое узнаю и пытаюсь раскладывать по полочкам. Постоянно. А временами чуланчики переполняются, и выплескивается совсем не лучшее. Ты не говори никому, но накатывает иногда, как с этим капитаном. У меня э… у мозга новые реакции на раздражители. Раньше б испугался грозного окрика, да еще в мундире человек, а теперь хочется вытереть об него ноги. Потому что он пустое место, а я не Господь Бог, но точно могу чудеса совершать. Ей, – ткнул через плечо пальцем, – полгода от силы осталось, и на морфии уже существовать начала. Железная баба, – сказал с уважением. – Говорит почти нормально и не рыдает. Не удивлюсь, если цены на гроб выясняла заранее. А теперь все нормально будет. Могу собой гордиться.

– А почему ты отца от выпивки не излечишь? – помолчав, спросила.

– Могу очистить кровь, но нельзя исправить голову. Ему это нравится. Он получает удовольствие. Это не физическая болезнь. Он сломался где-то на войне. Раньше ж таким не был. А душу лечить я не способен. Максимум могу сказать: «Выпьешь после моего лечения – помрешь». А он попробует чуть, убедится – не откинул копыта и снова еще больше примется хлебать. Только меня ненавидеть станет. Ну и вас заодно, допустивших.

– Ждать, пока замерзнет зимой в канаве?

– Каждый создает свою судьбу сам. К лучшему или худшему. Всех не накормить, не обогреть и не вылечить. У нас нет таких возможностей. Если можешь помочь – сделай, но в таких случаях всегда думай о человеке плохо.

– Почему?!

– За добро редко платят добром. Никто не любит быть обязанным.

– Добро само по себе приносит тебе удовлетворение, и нечего ждать ответа, будто ты в лавке и на затраченную сумму положено получить ровно такой же товар.

«Это в ней с детства внушаемые религиозные догмы звучат», – подумал. Спорить не хотелось. Иные вещи познаются на практике. Философствовать настроения не имелось, да и бороду пока не отрастил строить из себя мудреца. Ну, не объяснить же, что на собственной шкуре неоднократно убедился в неблагодарности человеческой. Вечно жил с ощущением занесенного топора над головой. Скажешь нечто не то, и побегут твои же ученики писать доносы.

– В воскресенье пойдем в цирк, – меняя тему, сообщил.

– Правда? – Она моментально позабыла о предыдущем. Все ж ребенок. – А деньги мама даст?

– Надеюсь, не зря сегодня потрудился, – произнес, подразумевая пять сотен гонорара.

«А если нет, – подумал, – так та рыженькая вознаградила трешницей за избавление от веснушек». Так и осталась банкнота, забыл совсем. Вот и пригодится на веселый выходной. Че ж сестру не порадовать.

Дверь за нашими спинами открылась, и вышла давешняя барыня. Окинула взором двор, поманила к себе несчастного офицера и спустилась с крыльца мимо сидевших. Вполголоса отдала распоряжения, и через минуту тот бодро поскакал наружу. Зарычал за забором мотор, и для порядка гавкнул высунувшийся на шаги в сапогах пес. Басовито и без злобы. Он не был приучен лаять без смысла. Исключительно предупреждал хозяев и гостей о своем присутствии. Вот если кто сунется без разрешения, моментально превращался в брызжущего яростью зверя. Мог и порвать.

– Надо было сразу сделать, – сказала Зоя Григорьевна, вернувшись.

Я промолчал. Все равно капитану еще долго в кустики бегать, далеко бы не уехал.

– Меня в вашей комнате устроили. – Тон был извиняющийся. – Мать звала. – Это уже Кате, и та поднялась с готовностью.

– Ничего, время теплое, мы и в сарае неплохо выспимся, – отмахиваюсь. – Не забудь книжку взять.

Катя перестала рассказывать сказки, а перешла к чтению настоящих книг, правда, по-прежнему на голоса. Мы совместно почти одолели «Угрюм-реку». Первоначально я текст принял за очередную выдумку, но Михаил в перерыве наших уроков поинтересовался самостоятельным чтением и утверждал, что персонажи имели реальные прототипы. Все равно похоже на вранье или преувеличение. Подарить невесте драгоценность с убитой бабки. Ну, бывают совпадения, но не до такой же степени!

– Как себя чувствуете?

– Знаешь, намного лучше. Уже не кашляю через слово, и исчезло ощущение кола в горле.

– Опухоль спала, да только до исчезновения еще далеко. Отдыхайте пока. Да и мне надо восстановиться.

– Можно спросить?

– Почему нет?

Ответ необязательно будет честным или полным, но то иное дело.

– Ты действительно от света заряжаешься?

Похоже, мать чего-то сболтнула. Наверняка объясняя, почему он предпочитает вечером лечить.

– Не в прямом смысле, но да. Посижу на солнце, и силы возвращаются.

– А что ты чувствуешь, – спросила после паузы, – когда лечишь?

– Вы вяжете? Или шьете?

Она тихонько рассмеялась.

– Кажется, догадываюсь о смысле вопроса.

– Видимо, да. Когда получается работа – удовлетворение, а вообще как любой труд далеко не всегда приятен. Сидишь и считаешь петли. Лицевая, изнаночная… Какие там еще бывают. Частенько занятие нудное и постоянно требующее тщательного внимания к мелочам.

Нельзя просто отрезать кусок какого-то органа, пусть и больного. Надо ж знать, за что тот отвечает и не сделаю ли хуже. Вероятно, мог бы много больше, но опасно на людях экспериментировать. Они приходят за помощью, а не для проверки тыком. Это уж в крайнем случае и под согласие при свидетелях. Человек способен жить с одним легким и без желчного пузыря или какого аппендицита, но так и не ясно, где проходит граница, за которой начинаются проблемы. В том мире я знал и лекарства, но здесь и названия такие пока не придумали.

Ничего ужасного. Учился всю жизнь в этой области и все-таки кучу важных вещей не знал и не понимал. Видел, если сделать так, получишь эдак. А почему – неизвестно. Точнее, есть десяток ответов, и все время корректируются цифры. Что еще в моей молодости считалось нормальным, теперь вызывает требование врачей принимать лекарства, как с диабетом. Прекрасно живут люди с прежними цифрами в анализе, но сверху указание считать их большими. На моей памяти меняли показатели.