Делай, что можешь - Марик Лернер Страница 44

– Вот еще, – сказала мать, забирая на кивок сына пять сотен. При разговорах и лечении она всегда присутствовала по его настоянию. Свидетель на всякий случай. Если дети или молодая девка, требовал и родителей. А то завтра обвинят неизвестно в чем. Воспользовался бессознательным состоянием и совершил похотливые действия. Ну его. Лучше заранее соломки подстелить. Недавний случай очень характерный.

Мужик выскочил неизвестно откуда с рычанием и оглоблей в могучих руках. Да и весь из себя богатырского вида, с кудрями и пьяный до изумления. Видел я его впервые в жизни и просто шарахнулся в сторону от могучего замаха, не понимая, с чего взъелся. Его пронесло мимо. Можно было ударить в спину, но я пребывал в легкой растерянности от неожиданности и глупости происходящего, упустив благоприятный момент.

– Мою Дуньку хватать за задницу? – взревел паровозом и, пуская дым негодования из всех дырок, попытался снова огреть дрыном.

Уже сознательно отскакиваю, позволяя по инерции влететь в забор, ломая его мощным тараном стокилограммовой туши. Скакнул сверху, оседлывая идиота, и врезал по затылку. А потом, пока накачанный алкоголем под завязку герой пребывал в грогги ^[10], схватил руками за виски и быстро пробормотал формулу, вгоняя в нужное состояние. Встал и отступил, позволяя ему повернуться.

– Смотри на меня, – резко сказал. – В глаза, сука, смотри.

И когда тот уставился, мучительно соображая, что происходит, произнес:

– С этого момента, как только выпьешь спиртного, сразу начнет рвать.

Он криво усмехнулся и напрягся, готовый ударить. Тут его и скрючило. Сначала просто изо рта брызнул мутный фонтан, затем рухнул на колени и принялся метать непереваренное. Мычал при этом тяжко и, продолжая давиться, выплескивал наружу все новые порции.

– Ой, Федотушка, – закричала неизвестно откуда взявшаяся дебелая девка с огромной грудью и толстой задницей, кинувшись к нему с объятиями. – Что ж ты наделал! – И посмотрела дурища на меня. Будто это я кинулся убивать постороннего человека с пьяных глаз.

Девку я вспомнил. Пару дней назад приходила. Действительно, место, на котором имелась поросшая волосами немалая родинка, далеко не самое приличное. Но я ж не напрашивался и уж точно не испытывал сексуальных чувств. У меня к пациентам ничего такого не бывает. Посмотришь, как внутри кишки шевелятся или мышцы без кожи играют, так и стошнить может. Это не анатомический атлас абстрактно разглядывать. Надо в этой гадости копаться и внимательно смотреть, где проблемы. Какое уж тут возбуждение. Прямо как в анекдоте про гинеколога, которому проститутка предложила посмотреть. Не выдержал бедолага и по башке врезал.

– Не будет теперь пить, – сказал я с расстановкой, постаравшись максимально зловеще и рассчитывая на вылезших зрителей.

Все соседи сбежались посмотреть на интересное зрелище. Самое противное, ни один не пытался остановить. А что Федот крался тихо и никому не сообщал о желании свести счеты, позвольте не поверить.

– Совсем. А станет – ему же хуже. Так и будет в рвоте ползать.

И гордо удалился под завывания девки, которую Федот отпихивал в промежутках между очередным приступом блевания, и под перешептывания:

– Сглазил Николка, как есть, сглазил.

– Это ж что ж творится, боженьки?

– Рабочему человеку уже и выпить нельзя?

– Ну, дай ему в морду, но такое-то зачем?

– Не по-мужски это. Подумаешь, за девку драться полез. Со света сживать за что?

– Так и надо, – уже женский голос, – с иродами этими.

Ну, про сглаз-то немалого размера преувеличение. Такого не умею. А вот легкий гипноз с подключением в ошеломленном состоянии – рядовая работа. К сожалению, такие вещи вечными не бывают, однако многие, привыкнув к определенной реакции, сами себе внушение делают. Давно прошла накачка, а рвота остается. Как видит или чувствует запах, тут ему и плохо становится. Надеюсь, с этим тоже выйдет. Ей-богу, судя по репликам, гораздо правильней, чем лупить ногами. Оклемается и дальше пойдет. А сейчас, шалишь, далекой степью обходить недоумки станут. Хуже любых синяков такое наказание.

Все ж я не старенький врач с безупречной репутацией. В мое время все под запись шло. А то и засудить на основании вздорных обвинений могли. Кто сказал, что здесь такого не бывает. Лучше подстелить соломки.

– Уж как-нибудь прокормим, – гордо заявила мамаша.

– Вас, – нажал я. – А остальным тут делать нечего. Право слово, охрана не требуется, если важно, можем околоточного позвать.

– Это лишнее.

– Ничего не давать из еды кислого, соленого, острого, приправ тоже нельзя, пока ею занимаюсь, – объяснил матери. – Усиливает сухость в горле и возможны отеки. Курить вам тоже нельзя. И лучше бросить вообще.

– Не так часто балуюсь, – пробормотала.

– Ну, тогда все. Прямо сейчас и приступим. Ложитесь снова.

Через два часа вышел из дома и уселся на крыльце. Такие вещи отнимали немало энергии, и уставал всерьез. К тому же в начале всегда проще, можно работать по площади, а вот под конец надо очень тщательно следить, не оставляя никаких следов и точек, способных расползтись снова. Затраты меньше, зато работа более ответственная. В результате одно другого стоило, и крепко выматывался.

Катя, сидевшая на ступеньках, привалилась к боку, и машинально обнял. С другого уселась кошка и моментально принялась тереться, напрашиваясь на ласку. Идиллия. Еще лечь и поспать спокойно, будет вообще прекрасно.

– Что ты с капитаном сделал? – тихо спросила Катя.

Оказывается, тот офицеришко – капитан. Нечто вроде командира роты. За какие заслуги, хотелось бы знать. Ручки холеные, да и не похож на вояку. Уж настоящих видеть приходилось неоднократно. А этот ни рыба ни мясо, ни кафтан ни ряса. Одна видимость в погонах, оттого и хорохорится.

– А чего?

– Он из уборной не вылезает.

Не получив своего, кошка залезла на колени, и пришлось почесывать независимо от желания.

– Съел, наверное, что-нибудь.

– Зачем мне врешь?

Подоплека тут была прозрачная. Я ж не враг. Как сам же и говорил, воспитывая пойманную на скрывании свары в школе: «Можно промолчать о чем-то, но лгать близким или воровать у них нехорошо». Собственно, для меня в окружающем мире и была родная душа, хотя скажи, что Николки больше нет, неизвестно как себя поведет. Это был обман максимально возможный, и где-то в глубине души чувствовал себя виноватым перед девочкой. Не перед матерью с отцом. По большому счету мог хоть завтра на них плюнуть и уйти. Достаточно вжился в новые условия. Анна, что Анна? Хорошая баба, но у него таких было в прошлом много. А вот Катю обижать не хотелось.

– Ну, разозлил меня, – пробурчал я. – Ничего страшного. Очищение организма на почве поноса. Не сдохнет.