Бесконечная жизнь майора Кафкина - Александр Шушеньков Страница 44

– В каком смысле? – не понял Моргенштерн.

– Был я раньше Поповым. От родителя фамилия досталась. Тому – от его отца. Отцу, сами понимаете, – от деда. Фамилия, замечу, нелепая. От слова «поп», то есть священнослужитель. Жрец Бога. А я в Бога никогда не верил, Эмма. Да и как мне, доктору физико-математических наук, верить? Тем более что я работал в области бессмертия? А?

– Ну да.

– Я ведь, милая моя, сначала, как и все прочие, мечтал о вечной жизни. Даже заключил договор с проходимцами, торгующими человекотушами.

– Это еще что такое?

– Аферюги выпускали телозаготовки с пустым мозгом. Понимаете? Выращивали биологический продукт в форме человеческого тела, гальванизировали, так сказать, его. Получался этакий кадавр, живое существо, лишенное мозга. И в него можно было потом через биоинтерфейсы впендюривать, образно выражаясь, интеллект человека. Ясно?

– Кажется, да.

– Ну вот. Я и заключил договор с несколькими фирмами. А когда попал в авиакатастрофу, они меня начали штамповать, христопродавцы. Это при живом-то человеке! Сколько потом было юридических проблем, вы бы знали, Эмма! Я-то понимал, что я, это – я, а как другим доказать? Те двойники, тоже, сволочи, в грудь себя били. Ох, натерпелся. Их потом в судебном порядке того-с… Благодаря мне, между прочим, аферюг и разогнали, а заготовки на колбасу употребили. Но ведь скольких людей аферисты смогли сделать живыми трупами, вы бы только видели! Сотни тысяч, как выяснилось потом. Какие драмы разворачивались, когда двойники за наследство дрались или, как я, воскресали! Не сразу навели порядок. Вот так!

– Да, нам про это во время учебы довели. «Псевдоживые зомби».

– Ну, кто как называл. Я, когда в Германии решил остаться, дай, думаю, и фамилию поменяю. Чтобы уже никакая скотина и телозаготовка под меня опять не подстраивалась. Принципиально на противоположную. А кто противоположность попам и Богу? А?

– Кто?

– Сатана, моя дорогая! Ниспровергать так ниспровергать! Эхма, мог бы и притормозить, не делать резких движений. Загорай себе и любуйся окружающими… Тщеславие проклятое! Упросили вернуться в науку. Вот и пожинаю плоды. Вам-то проще: с рождения, можно сказать, оцифровали да запихнули в Х-пространство, так что даже не успели толком почувствовать солнце на коже! Помните свою кожу?

– Нет, – призналась Моргенштерн. – Я тогда маленькой была. Кожа штука малопригодная для жизни. Мы знаем из Википедии, что она крайне чувствительна к физическим воздействиям. Может запросто порваться, если, допустим, по ней ножом полоснуть. Кислоту не выдерживает.

– При чем здесь кислота, Эмма! – с заметным, если так можно выразиться, раздражением ответил Сатановский. – Какая кислота, когда я говорю о Солнце! Меня соблазнили должностью и безграничными возможностями финансирования, а я и клюнул. Господи, и зачем мне это бессмертие? Вы только представьте, как все было: парк, лето, нудисты, размышления о Вечном. Понимаете? Эх, жалко, что вас тогда рядом не было! Вы бы меня вдохновляли. Можно просто загорать, и плевать на кислоту! И бабка ваша, Синтия, красавицей была; такое вымя, понимаешь ли! Эх! Если слишком жарко, пожалуйста, можно искупаться, вода рядом! А?

– Что значит «жарко»? – не понял Моргенштерн. – Вы в последнее время стали непонятно выражаться.

– Ясно дело, «непонятно»! Вам этого действительно не понять! А нам, старикам… Какого лешего, спрашивается, конгресс принял рекомендацию о поголовной цифровизации и тотальном бессмертии? Почему ООН пошла на поводу? А может, я не желал терять человеческое тело и становиться голограммой?

– Ну, вы же сами стояли у истоков?

– Стоял! Даже предложили возглавить Академию Третьего тысячелетия. Вот поэтому и понимаю все лучше других!

– Сами провели эксперимент на себе.

– Провел! И понял, что, хоть науку и не остановишь, но есть гнилые ветви. Примерно, как идти, идти, да и упереться в тупик. Хотел вернуться в тело; тогда еще была возможность. Да-с! Все это яйца выеденного не стоит! Вы, кстати, и понятия не имеете, что такое «выеденное яйцо»!

– Почему? Яйцо – это…

– Теоретически! Только теоретически! А вот так, чтобы яишенку поджарить? Да с сальцом! А? Пробовали?!

– Вы же знаете, Семен Моисеевич.

– Именно, что знаю, матушка! У меня и сейчас слюнки текут, образно выражаясь. Вот чего мы лишились, обретя это проклятое бессмертие! Дар Сатаны! – импульсивно выкрикнул Сатановский. – Ни тебе желудка, ни тебе носа. Розу понюхать невозможно, едрит твою мать, не говоря уже о том, чтобы просто поесть в охотку!

– Капустный кочанчик навернуть! – вдруг неожиданно для себя выдал Моргенштерн. Выдал – и сам же изумился: что это он такое пропорол?

– Да хоть и капусту порубать! – согласился Сатановский. – Видите, все же и в вас остались первородные инстинкты.

– Я иногда себя животным ощущаю, – признался стыдливо Моргенштерн. – Порой, такое приснится, что диву даешься. То – будто бы я мышью сижу на берегу речки в лесу и пищевые запасы делаю. То – на каком-то чердаке в виде гусеницы капусту употребляю.

– Читайте Фрейда, – самодовольно промолвил Сатановский. – От подсознания никуда не денешься, будь ты хоть трижды математизирован и отголограммирован! Все мы биологические существа, которых сделали рабами Вечности.

– Времени зато много освободилось для другого. Можно прогресс двигать быстрее. Кто хочет, занимается искусством: музыку сочиняет, картинки рисует…

– Ага! Графоманы еще поэмы гонят, которые никто не читает. Какое искусство, о чем вы говорите? Лучше Толстого или Гете все равно не написать, так ведь и их не читают, любезная! Чтоб картину путную нарисовать, надо же у-чить-ся! А на кой хрен, пардон? В одном Лувре шедевров миллионы; кто ж будет смотреть на мазню новой бездарности?

– Для себя можно рисовать, просто так.

– Это называется «эскейпизм»! Бегство от действительности! Вместо того чтобы жить реальной жизнью, сбежать от нее в рисунки. Море, волны, закат, облака. Не спорю, вид здесь замечательный, я бы и сам сел за мольберт. Но сколько можно рисовать, позвольте спросить? Ну, год, ну, сотню лет. А потом просто свихнешься от этого, когда перерисуешь все земные и космические пейзажи, все цветы и всех зверюшек! Музыка? То же самое: классиков Газманова и Киркорова никто не превзойдет! Чем занимается теперь моя Академия? Исследованиями? Шиш! Сплошное абстрактное мудрствование. Создаем Теорию Всего, ха-ха! Да мы сами в интегралы превратились, стали просто функциями. Зачем что-то исследовать, когда и так живи себе без проблем и забот? Тупик! Некоторые, правда, полетели в другие галактики, остолопы! Ваши дедуля с бабулей отправились делать репортаж в Крабовидную туманность? Роман хотят создать, хе-хе. Через двенадцать тысяч лет вернутся, чтобы что-то рассказать. А нам это тогда будет надо? Ха-ха-ха! Ведь у вас даже инстинкта размножения уже нет, уважаемая! А ведь родились девушкой, не так ли?