Шанс милосердия - Сергей Станиславович Юрьев Страница 43

Несколько бойцов рванулись в его сторону, но предводитель жестом остановил их.

– Кто ж тебе поверит, что такой важный прибор просто валяется на столе? – медленно произнёс он, однако в голосе чувствовалось некое сомнение.

– А ты рискни!

– Бара, – окликнул предводитель одного из своих бойцов. – Этот чужак утомил меня своими глупыми речами. Покажи ему, чего здесь стоят его слова.

Тот сделал шаг в сторону Егора, и капитан нажал первую попавшуюся кнопку на пульте, а потом швырнул его в самодовольную бородатую рожу.

Раздался треск, корабль тряхнуло, стало нестерпимо жарко, и вдруг сквозь стены прорвалось всепожирающее пламя. Егор даже не почувствовал боли перед тем, как сознание провалилось во тьму, где ещё мгновение горели округлившиеся от ужаса глаза командира имперского десанта…

– Очнулся. Кажется, очнулся, – раздался из темноты голос Наики-сан.

– Я же говорил, что он справится, – деловито пробурчал штурман.

– Егор, ты где? Возвращайся… – Голос Вьорики звучал тихо, как будто она боялась вспугнуть едва затеплившуюся надежду.

Он нашёл в себе силы поднять веки и увидел над собой её глаза, полные слёз.

– Что?.. Что со мной? – Он попытался пошевелиться, но оказалось, что руки и ноги пристёгнуты ремнями к поручням кровати, а ещё один опоясывает его грудь. – Что такое?.. Да развяжите же вы меня!

– А ты больше не будешь? – Над ним зависло лицо штурмана, который прижимал к углу рта окровавленный белый платок. – Вот за что ты мне по морде зарядил? А?!

– Клим, отойди от пациента, – решительно потребовала Наики и тут же обратилась к Егору: – Ну, как самочувствие?

– Честно?

– А как же ещё?

– Не знаю. Пока…

– Наики, делай что-нибудь, – потребовала Вьорика, размазывая слёзы по лицу, как обиженный ребёнок.

– Сейчас проведём полное обследование, какое только возможно в наших условиях, а потом уже решим, что делать, как лечить. – Наики старалась говорить спокойно, но ей было явно не по себе от того, что только что произошло.

– Не надо, – прервал её капитан.

– Чего не надо?

– Обследований никаких не надо. Я знаю, в чём дело.

– Так расскажи!

– Сначала ремни расстегни.

– Нет уж, пусть так полежит, – с опаской заявил штурман. – Мне, между прочим, тоже медицинская помощь требуется.

– Ничего, – успокоила его Наики. – Шрамы украшают мужчину.

– Для красоты у меня уже есть. – Клим приподнял прядь волос, показывая крохотный рубец на лбу. – В детстве шёл пешком, встретился с табуреткой.

В этот момент дверь приоткрылась и внутрь осторожно протиснулась голова Тиглата. Увидев, что капитан очнулся, профессор грустно улыбнулся.

– Идите все в кают-компанию, – распорядился капитан. – Мне нужно минут десять полежать и подумать. А потом всё расскажу. Да освободите же вы меня, наконец!

Наики молча отключила магнитные застёжки. Первым медицинский блок торопливо покинул штурман, а за ним потянулись и остальные.

Оставшись в одиночестве, капитан наконец-то позволил себе вздохнуть с облегчением. Недавний кошмар оказался иллюзией, и меньше всего сейчас хотелось вспоминать о том, что ему только что пришлось пережить.

И вдруг, откуда ни возьмись, ему на грудь запрыгнул рыжий котяра. Примостившись поудобней, он начал урчать, но капитан лёгким движением руки смахнул наглеца на пол. Тот с недовольным мявом вскочил на стул и тут же принял человеческое обличие.

– Зачем нужен был этот спектакль? – мрачно спросил капитан, с трудом принимая сидячее положения.

– Зачем? – Котх всем своим видом выразил крайнее недоумение. – По-моему, всё элементарно. Вам, людям, мало понять всю важность порученной вам миссии. Вам надо эту важность прочувствовать, нутром осознать всю остроту проблемы. Лучше один раз увидеть, чем сто раз обдумать – так у вас принято говорить?

– Знаешь, Смайли… По-моему, я тебя ненавижу.

– А я лично абсолютно уверен, что в дальнейшем нас ждёт крепкая дружба, взаимная симпатия и полное взаимопонимание…

Глава 11

Что самое страшное в геноциде? Вы полагаете это горы окровавленных трупов, зловоние горелых человеческих останков, осиротевшие куклы с пробитыми головами и оторванными ручонками, лежащие посреди опустошённых улиц? Нет! Страшнее то, что выжившие порой благодарны убийцам за то, что их пуля, клинок, струя пламени из огнемёта, пучок плазмы настигли не его самого, а соседа, приятеля, коллегу, родственника – вот что ужаснее всего. Сила жестокости бывает такова, что подавляет всякую волю к сопротивлению. При этом погибают не тела. При этом погибают души…

Гийом Дюкло, журналист, XXVI век. Из репортажа с места событий после подавления мятежа в колонии Новый Занзибар

3-го дня месяца Улулу, в пяти фарсахах от города Дибальт

– Капитан, мы не слишком задержались в пути?! – Нимруд Ушана явно волновался, хотя видимых причин для этого не наблюдалось.

– Никак нет, Ваше Высокопревосходительство, – сдержанно ответил рабб-илпа. – Идём точно по расписанию. Если кормчий не промахнулся, то скоро будем на месте.

– А он мог промахнуться?!

– Никак нет, не мог.

– Так зачем ты меня пугаешь?

– Извините, Ваше Высокопревосходительство. Шутка не удалась…

– Дошутишься…

– Так точно!

– Мы куда-то торопимся? – переключила Флора его внимание на себя.

– Видишь ли, дорогая, – прошептал Великий саган ей на ухо, – мне-то есть, куда спешить. Чем быстрее прилетим, тем ближе станет обратный путь. Я так жду той минуты, когда мы с тобой соединимся. А ты? Ты ждёшь этого мгновения?

– Конечно. Да. Жду, – ответила она с натянутой улыбкой. – Но сейчас для меня важнее то, что мне предстоит сделать здесь. Прошу извинить, Ваше Высокопревосходительство, но это так…

– Да, милая, я понимаю. И зови меня Нимруд. Просто Нимруд. Но, разумеется, не на официальных мероприятиях и не в присутствии посторонних.

– Простите, Ваше Превосходительство, но пока я не могу. Мне надо привыкнуть.

– Конечно, конечно, Флора. Я понимаю.

«Владыка небес» шёл на снижение, и в этот ответственный момент рабб-илпа в отглаженном белом мундире явился в каюту к высокопоставленному пассажиру и его спутнице, чтобы лично пригласить их на мостик, откуда открывался вид на горы облаков, сквозь которые вот-вот должна была показаться земля. Флоре так и не удалось заснуть. Мешали и качка, и страх высоты, и мысли о том, что будущее не сулит ничего хорошего. А когда под утро удалось задремать, ей сразу же приснилась сцена собственной казни, которая происходила на площади перед храмом Мардука в Катушшаше, где она чуть меньше суток назад произносила речь на церемонии погребения профессора. Вокруг стояла всё та же специально обученная толпа, готовая ликовать, как только голова скатится с плахи, и палач, подняв её за волосы, продемонстрирует публике мёртвое лицо закоренелой преступницы, посмевшей публично оскорбить самые святые чувства каждого подданного величайшего императора в истории Аппры. Очнувшись, она даже вскрикнула, и хорошо, что Великий саган накануне изрядно принял на грудь крепкого аррака. Он не проснулся. Через две переборки был слышен его размеренный храп.