Четыре танкиста. От Днепра до Атлантики - Валерий Большаков Страница 42

В это время в кабинет осторожно заглянул Молотов.

– Товарищ Сталин… Американская делегация… Они…

– Пригласите их, товарищ Молотов.

Поскребышев быстро, но без суеты отпер обе створки, и в кабинет Сталина вкатили коляску, на которой восседал Франклин Делано Рузвельт. Переболев полиомиелитом, он больше не мог ходить, но, даже превратившись в калеку, Рузвельт оставался самым выдающимся президентом Америки.

Франклин Делано поднял голову, улыбнулся, как ясно солнышко, и поприветствовал хозяина кабинета на корявом русском.

– Добро пожаловать, господин президент, – вежливо ответил Сталин и повернулся к Репнину. – Вот тот офицер, которого вы хотели увидеть.

Переводчик, наклонившись к Рузвельту, забормотал по-английски, и президент США снова расплылся в улыбке. Референт едва успевал переводить.

– Я очень рад видеть вас, господин полковник, и хочу выразить вам мое восхищение и мою благодарность!

Геша по-светски поклонился. Но президенту этого показалось мало – Репнину пришлось подойти к нему поближе и наклониться, чтобы Рузвельт смог прицепить к его кителю медаль «Серебряная звезда» – одну из высших наград Америки.

А когда Геша старательно выговорил на английском: «Many thanks, Mr. President», то хозяин Белого дома и вовсе пришел в восторг.

Несколько офицеров обнесли гостей бокалами с вином, Элеонора Рузвельт, на правах Первой леди, тоже сказала коротенький спич, после чего президент укатил и сталинский кабинет опустел.

– Конференция начнется вечером, – спокойно проговорил Сталин, закуривая, – в Георгиевском зале. Ви мне очень помогли, товарищ Лавриненко, а теперь я хочу спросить не о Рузвельте, а о вас.

– Обо мне?

– Да. Война скоро кончится, и визит президента Америки это лишний раз доказывает – договариваются с победителями, а не с побежденными. И что же вы намерены делать после войны?

Репнин даже немного растерялся. В самом деле – что? До сих пор его занимала лишь одна проблема – война. Однако победа уже близка. То, что было мечтою в 41-м, нынче обретает плоть.

– Сложно сказать, товарищ Сталин, – смутился Геша. – Одно знаю точно – военным я буду не всегда. Было время, когда мне хотелось стать инженером, чтобы не водить танки, а строить их, но это не захватывает меня полностью. Значит, не станет делом всей жизни. Да, я промаялся несколько ночей, занимаясь чертежами «Т-34Т», но там практически не было моих собственных идей, я просто нахватался чужих и вместил их на ватман…

– Товарищ Лавриненко, вы коммунист? – неожиданно спросил Сталин.

– Да, конечно.

– А вы не думали о том, чтобы пойти по партийной линии? Только партия способна объединить все ваши склонности, только она занимается вопросами войны или танкостроения, международными делами и устройством к лучшему жизни обычных людей.

– Н-не думал, товарищ Сталин.

– Подумайте, товарищ Лавриненко. Мы еще поговорим об этом. До свиданья.

– До свиданья, товарищ Сталин.

Насколько Репнин был спокоен, когда входил в кабинет вождя двумя часами ранее, настолько же он был взволнован, покидая его.

А тут еще Поскребышев подкатил.

– Товарищ Лавриненко! Поселяться в гостинице вам не придется. Приказано передать вам вот эти ключи.

– Ключи?

– От вашей квартиры. Сейчас я вам запишу адрес, этот дом не слишком далеко отсюда, на улице Горького…

* * *

…Поднявшись на четвертый этаж по широкой лестнице, Геннадий остановился перед солидной дубовой дверью – замучишься взламывать. Ключ легко вошел в смазанный замок.

Два оборота, и дверь открылась, стоило лишь шевельнуть начищенную бронзовую ручку.

Квартира встретила Репнина гулкой тишиной и мягким теплом – старинные бронзовые батареи грели как надо. Апрель – месяц такой, и подморозить может.

Высокие потолки с лепниной, паркетный пол – все дышало стариной и некоей вековечной устроенностью. Мебель была под стать – тяжелая, основательная, богатая. Шкаф на львиных лапах, на комоде – бронзовые накладки… Ого! Тут и камин есть!

С роскошной полкой из малахита, камин так и просил дров в свою утробу.

В кабинете книжные шкафы забиты книгами от пола до потолка. Кресло в углу. Удобный мягкий стул работы Гамбса за солидным столом – мечтой бюрократа. Садись да работай.

Геша вздохнул. Он всегда завидовал деду, который не снимал квартиру и не покупал ее, а получил от государства. Вот и ты сподобился, Геннадий Эдуардович…

Может, Сталин приручает тебя таким вот образом? Репнин усмехнулся. А если не думать о человеке плохо?

Тебе, «товарищ Лавриненко», просто сделали приятное. Друзьям ведь необязательно делать подарки исключительно на день рождения? Ну вот…

Теперь у тебя есть жилплощадь, о которой любая невеста может только мечтать. Намек понял?

Геннадий снова вздохнул. Чего же тут непонятного…

На кухне и холодильник нашелся, американский, а в нем – роскошный продуктовый набор. Вино тоже было – «Хванчкара», «Киндзмараули»… Бутылочка «Столичной».

Подумав, Геша налил стопочку водки. Выпил и как следует закусил. Новоселье все же.

Не выдержав, затопил-таки камин. На улице вечерело, и живой огонь, бросая отсветы на стены, резко повышал градус уюта.

Резко зазвонил телефон, но Репнин не вздрогнул – обернулся лениво, подошел к аппарату и снял трубку.

– Алло?

– Сталин говорит.

– Добрый вечер, товарищ Сталин.

– Осваиваетесь?

– Да. Большое вам спасибо!

– Не за что, товарищ Лавриненко. Помните наш разговор? Серьезно подумайте о партработе.

– Обязательно, товарищ Сталин.

В трубке послышались гудки, и Геша осторожно опустил ее на рычажки.

Думай, «полковник Лавриненко», думай…

По стенам гостиной гуляли красные отсветы пламени, будто алое знамя полоскалось на ветру.

Из воспоминаний капитана Н. Борисова:

«В 20-х числах марта 44-го наша бригада вошла в прорыв и начала преследовать отходящего противника. Но погода стояла слякотная, и по бездорожью машины иногда перегревались и выходили из строя. И во время ночной атаки на моем танке полетела бортовая передача. Короче говоря, подшипник полетел, за ним зубья. Ремонтники появились на вторые сутки, тягачом отбуксировали нас на СПАМ (сборный пункт аварийных машин). В течение ночи машину отремонтировали, но еще в ночь поднялась страшенная вьюга и повалил такой крупный сырой снег, да еще с ветерком, что и на метр вперед ничего не видно. С утра эта пурга еще побушевала, но к обеду вроде успокоилась.