Пески Марса. Земной свет - Артур Чарльз Кларк Страница 42

«Начало войны, – думал Садлер, – если она все-таки начнется, будет скорее трагедией обстоятельств, чем результатом чьей-то сознательной политики. И действительно, единственная – но очень серьезная – причина столкновения Земли с ее бывшими колониями сильно смахивала на дурацкую шутку матери-природы.

Задание было неожиданным как снег на голову, однако Садлер и прежде прекрасно знал основные факты, определившие теперешний кризис; этот нарыв созревал не первое десятилетие, а зародился он из-за уникального положения Земли.

Людям очень повезло. Минеральные богатства их родной планеты не имеют себе равных в Солнечной системе. Благодаря этому подарку судьбы человек с почти молниеносной скоростью развил технику, начал осваивать другие планеты и тут же столкнулся с тем неожиданным и неприятным обстоятельством, что продолжает полностью зависеть от Земли в удовлетворении многих своих первоочередных потребностей.

Земля – самая плотная из планет, в этом отношении к ней приближается только Венера. Однако у Венеры нет спутников, а Земля с Луной образуют двойную систему, не имеющую известных аналогов. Как возникла такая система – загадка для ученых, однако можно с уверенностью сказать, что в те далекие времена, когда Земля была еще расплавленным шаром, Луна вращалась вокруг нее по значительно более тесной орбите, поднимая в пластичном веществе своей соседки – или, если хотите, хозяйки – огромные приливные волны.

В результате кора Земли богата тяжелыми металлами, и не просто богата, а несравненно богаче, чем кора любой другой планеты. Та же самая, скажем, Венера хранит свои сокровища в ядре, где давление и температура надежно оберегают их от всех посягательств человека. Вот так и вышло, что по мере космической экспансии человеческой цивилизации нагрузка на быстро иссякающие ресурсы материнской планеты непрерывно возрастала.

Другие планеты обладали неисчерпаемыми количествами легких элементов, однако могли только мечтать о ртути, свинце, уране, тории, платине и вольфраме. Для многих из этих металлов не существовало никаких замен, их крупномасштабный синтез так и оставался – несмотря на двести лет отчаянных усилий – чудовищно дорогим, а современная техника не могла без них существовать.

Тем временем на Марсе, Венере и крупных спутниках внешних планет образовались независимые республики, объединившиеся затем в Федерацию; ситуация с ресурсами была для молодых государств, мягко говоря, досадной. Она держала их в зависимости от Земли, мешала дальнейшему продвижению к рубежам Солнечной системы. Поиски на астероидах и спутниках, копание в строительном мусоре, оставшемся после формирования крупных миров, чаще всего не давали ничего, кроме льда и никому не нужных камней. За каждым граммом драгоценных – дороже золота – металлов приходилось идти с протянутой рукой все к тем же землянам.

Но и это бы еще полбеды, не относись Земля к своим молодым и шустрым потомкам с завистью, непрерывно возраставшей в течение всех двухсот лет, прошедших после начала космических полетов. Песенка старая как мир: достаточно вспомнить отношения Англии и ее американских колоний. Верно сказано, что, хотя история и не повторяется, исторические ситуации воссоздаются раз за разом с почти пугающей регулярностью. Люди, управлявшие Землей, были несравненно умнее Георга Третьего, однако они начинали вести себя подобно этому бесчестному монарху.

У обеих конфликтующих сторон были свои извиняющие обстоятельства (а когда их нет?). Земля устала, она обескровила себя, посылая лучших своих сыновей к звездам. Она видела, что власть выскальзывает из рук, знала, что не имеет будущего. Так чего же ради было ей ускорять этот процесс, снабжая соперников необходимыми им орудиями?

Федерация же глядела на мир, бывший когда-то ее колыбелью, с жалостью и презрением. Она занималась вербовкой; многие из самых лучших ученых Земли, многие из самых активных, непоседливых ее уроженцев перебирались на Марс, Венеру и спутники гигантских планет. Здесь проходил новый рубеж человечества – рубеж, который будет расширяться вечно, уходя все дальше и дальше к звездам. Чтобы достойно встретить такой вызов, нужно было обладать высочайшей научной квалификацией, несгибаемой решимостью. На Земле же эти достоинства давно утратили решающее значение, и Земля прекрасно об этом знала, но не делала ничего для исправления ситуации.

Все это могло породить несогласие и потоки взаимных обвинений, но никак не более. К прямому насилию мог привести только какой-нибудь новый, неожиданный фактор; не хватало последней искры, которая инициирует вселенский взрыв.

Теперь же искра была высечена. Садлер узнал об этом каких-то шесть месяцев назад, а большая часть мира и по сию пору пребывала в неведении. Планетарная разведка, малоизвестная, предпочитавшая держаться в тени организация, чьим сотрудником он стал против собственной воли, ни днем ни ночью не оставляла лихорадочных попыток нейтрализовать ущерб. Трудно поверить, чтобы математический труд, озаглавленный «Количественная теория образования элементов лунной поверхности», вызвал войну, но не нужно забывать, что когда-то в прошлом не менее теоретическая статья некоего Альберта Эйнштейна войну закончила.

Работу эту написал профессор Роланд Филлипс, мирный оксфордский космолог, нимало не интересовавшийся политикой. Он подал ее в Королевское астрономическое общество больше двух лет назад, так что объяснять, чем вызвана задержка с публикацией, становилось все труднее и труднее. К величайшему сожалению – именно этот факт и переполошил Планетарную разведку, – профессор Филлипс в святой своей простоте разослал экземпляры статьи марсианским и венерианским коллегам. Отчаянные – и запоздалые – попытки перехватить эти отправления ни к чему не привели. Так что теперь Федерация знает, что Луна – совсем не такой бедный мир, как считалось все эти двести лет.