Двуглавый Орден Империи Росс. Магия изначальная - Алекс Нагорный Страница 42

— Что-то Вас беспокоит, Ольга Павловна?

— Да, Шен Косиджанович, тут какой-то сильной магией попахивает, уж не черный ли ретуал?

— Ольга Павловна, я пока постараюсь выяснить, кто и зачем наших друзей во всё это втянул. Ну, и каким образом тоже. А Вы пока говорите, что это я их к вам направил. Так мне кажется, будет лучше. И вам всем проще, и мне спокойней.

— Хорошо, — согласилась она.

Под вопросительным взглядом мага мы с Леркой тоже закивали, мол, как скажешь.

Шен достал из воздуха круглую деревянную палочку, сантиметров сорок в длину и три три с половиной в диаметре. Протянул её Лерке:

— Валерия Константиновна, Вы Австралию на карте нарисовать сможете?

Лерка недоумевая, взяла палку в руки повертела и как-то странно хихикнув, показала её мне. Палка оказалась карандашом. На стройке я видел карандаши, которые значительно превосходили обычные по размерам, но этот был просто гигантским.

— Шен Кежукетович. — обратилась Лерка к китайцу. — А поменьше у Вас не найдётся?

— Найдётся, Валерия Константиновна, для Вас, что угодно! Даже Кежукетовичем стану, если прикажете.

Лерка смутилась и посмотрела на меня.

— Сергей Кужугетович — это Шойгу, а он, — я показал на мага. — Шен Косиджанович.

Лерка закрыла лицо руками.

— Шен Косиджанович, простите, пожалуйста! — донеслось сквозь пальцы. — Очень, очень-очень стыдно!

Шен усмехнулся.

— Валерия Константиновна, Вы давеча просили карандашик поменьше…

В руках у китайца карандаш уменьшился раз в десять. Лерка застыла с открытым ртом.

— Ещё меньше? — поинтересовался Шен.

— Не-е-ет, — протянула сестрица. — Вот такой! — и она показала руками желаемый размер карандаша.

Тот не замедлил вытянуться.

— И вот такой по толщине, — леркины пальцы определили его диаметр.

Взяв в руки готовое изделие, топографистка осмотрела грифель.

— А заточить его можно? — ну, вот всё ей не так.

— Можно, — сказал китаец. — До какого состояния?

— А Вы ножичек дайте, я сама заточу.

— У меня есть! — вспомнил я о подарке Михайлова, и полез в карман.

Лерка прямо тут же, на уголке карты ловко заточила карандаш. Всё-таки черчение у нас весь год преподавали, и уж чего-чего, а это умели даже самые, что ни на есть двоечники.

Подготовив «инструмент», она принялась за работу. Рисовала Лерка тчательно, я даже удивился, насколько похоже у неё получалось.

Минуты через три она закончила и, разогнувшись, своим фирменным «Пф-ф» сдула мешающий локон.

— Вот как-то так, — констатировала она. — А вот! — снова склонившись над картой, нарисовала жирную точку. — Это наш Кэрнс!

А-а-а! Так вот где она — наша «родина»!

Шен сделал еле заметное движение пальцами, и «следы» заточки карандаша исчезли.

— А как на у вас называется Магелланика?

— Кто? — насторожилась Лерка.

Китаец поводил рукой по карте и пояснил свой жест:

— Материк на самом юге Зимли.

— А-а-а… — облегчённо протянула четёжница. — Это Антарктида. Давайте я Вам подпишу.

И не дожидаясь ответа, подписала. Впрочем, Шен и не протестовал.

Когда Лерка закончила, он аккуратно сложил карту до размеров карманного календарика и положил во внутренний карман.

Странно, откуда-то пришла мысль о том, что лист бумаги любого размера можно сложить не более семи раз, да и это не у всех получается. А Шен сложил свою карту размером в четыре ватмана раз десять, совершенно не напрягаясь. АХРИНЕТЬ!!!

ЧЁ ахренеть?! Значит, когда карта появляется из воздуха — это нормально? А когда её складывают, то это чудо великое?! Бли-и-ин! Ну когда же я ко всей этой хигне-то привыкну?

— Шен Косиджанович, — как-то заискивающе проворковала Лерка. — А нельзя ли и нам такую же карту? Мы бы поизучали…

— Такую же — нет. — твёрдо ответил китаец. — А как у Николая Маклаевича — можно.

С этими словами он сделал широкий, во всех смыслах, жест, и на столе снова появилась карта мира. Мы с Леркой сразу же склонились над ней, ища различия. Но те никак не находились. Тогда я осведомился у нашего гостя:

— А в чём разница?

— Вам лучше не знать этого, дорогой Александр Константинович. Тот самый случай, когда во многих мудростях таятся многие печали. — он приосанился, и став намного серьёзней произнёс: — За сим, спешу откланяться. Неотложные дела.

Он и вправду поклонился, затем надел треуголку и вышел, оставив нас всех в глубокой задумчивости.