Досье "72" - Жан Коломбье Страница 41

Возбудившись поведением седовласых, подмигиваниями певицы, старушки разобрали свободных кавалеров. Среди них были достойные люди в галстуках и до блеска начищенных ботинках, чувствовалось, что они образованы и с хорошими манерами, было приятно пройтись по залу в танце в их объятиях и кивнуть оставшейся без кавалера подруге.

Благодаря парам пунша, выпивохи откликнулись на призыв Вероники и присоединились к танцующим, все разбились на пары, а поскольку женщин было на одну больше, оставшаяся без кавалера старушка пригласила танцевать Кузена Макса. Получилось очень удачно, она когда-то была студенткой в Лионе. Все отдались опьянению вальсов, танго, очаровательной тарантеллы, в-о-ч-е-р-е-д-ь-ц-е-п-о-ч-к-о-й. Лерест запретил утиный танец с тех пор, как трех танцоров, которые решили, что им меньше лет, чем на самом деле, подвели позвоночники — их пришлось выносить на носилках. Они вынуждены были умирать скрюченными. Какая ужасная судьба!

Вскоре служащий в смокинге подошел к одной из танцующих и что-то прошептал ей на ухо. Она, казалось, не поняла, он повторил свои слова. Она кивнула, что-то сказала своему кавалеру и пошла вслед за человеком в черном. Я подумал, что ее вызвали к телефону.

— К телефону? Всякая связь запрещена, мы за этим строго следим. Нет, служащий пришел за ней, чтобы… Ну, вы должны догадаться… Когда-то надо кончать с этим. Я очень доволен таким подходом. Мы бросаем жребий, а потом как можно неприметнее уводим Кандидатов по очереди. Тут у нас тоже были неудачи. Мой предшественник предпочитал радикальный метод: звонок, как в казарме, окончен бал, вызов по громкоговорителю. Это была катастрофа! Оцепеневшие люди, оглушенные шоком, пристыженные, словно преступники, на которых указывают пальцем. Когда я его сменил, я перенял опыт моих коллег, я долго консультировался с психологами. И могу открыто заявить, что мы выбрали лучший подход. Менее травмирующий душу. Почему жеребьевка? Потому что в противном случае надо действовать в алфавитном порядке или по датам рождения. А людям надоело быть распределенными по алфавиту или по датам рождения. Они сами нам об этом сказали. С самого детства они были пленниками этих двух критериев отбора, и они пожелали это изменить, получить последнюю свободу. Жеребьевка, следовательно, при всей ее несправедливости и похожести на русскую рулетку, дает шанс, который можно получить в последний раз. Короче говоря, резюме жизни.

Служащий уже приходил несколько раз. И каждый раз счастливый избранный просил повторить приглашение, он его не расслышал. Музыка громко играла. Каждый раз избранник прощался со своей дамой или своим кавалером, делал крюк, чтобы обнять друга, выпить в последний раз последний бокал вина, а потом спускался по лестнице и шел по коридору, который ведет в комнаты.

— У нас работают четыре команды по два санитара. Вдвоем легче шутить, разряжать обстановку, записывать последнее желание, что-то передать, послать букет цветов. Хотите посмотреть? Нет? Как хотите. Смотрите-ка, господин представитель веселится от души! Ему явно нравится наше общество! Полагаю, возможно, он вам об этом уже говорил, что наступит время, и ЦП будут приватизированы, а? Это было бы обидно. Мы здесь стараемся соблюдать определенную этику. Видите ли, эта мера, «Семьдесят два», заставила пролиться много чернил и слюней, но у нее есть по крайней мере одно достоинство. Она очень демократична: перед смертью все равны. Можете убедиться в том, что этот же принцип лежит в основе этой церемонии: бродяга или бизнесмен, рабочий или буржуа, ко всем Кандидатам отношение одинаковое. И все проходит очень хорошо. Все-таки это люди… Представьте себе, что после приватизации может произойти повышение цен ради привлечения клиентов. Индивидуальный подход в обслуживании — это, конечно, лучше, но и стоит дороже. Семейный абонемент с подарком по случаю прибытия, вечер в «Лидо» [15], отдых под солнцем, ящик шампанского, да мало ли еще что? Могу вам сказать, что для бедных людей все будет делаться на скорую руку: сэндвич с котлетой, рюмка красного вина, и в постель. И у них не будет никакого интереса бузить. В противном случае никакого вина. Вы скажете, что я опускаюсь до примитивного левачества — будьте уверены, я всегда голосовал, как надо, у меня уже давно есть членская карточка, — но мой опыт приводит меня к следующему выводу: очень часто бедняки ведут себя здесь более гордо и достойно, чем богатые или интеллектуалы. Кстати, давайте поговорим об интеллектуалах! О, когда вопрос стоит о том, чтобы произнести речь, сделать заявление, призвать к борьбе, к проявлению мужества, тут они сильны. Но когда наступает момент истины, звучит совсем другая музыка. Смерть, что бы они там ни говорили, нежелательна для одних и отвратительна для других. Слушайте, я нервничаю, никак не могу начать. Кажется, сегодня до хоровода дело не дойдет. Да, хоровод! Вас это удивляет? Меня тоже удивляло, вначале. Вы понятия не имеете, какое удовольствие испытывают Кандидаты, когда они вновь переживают свое детство. После песен их двадцатилетнего возраста очень часто по инициативе затейника или одного из них они начинают играть в игры, про которые забыли за шестьдесят и более лет жизни. И они вспоминают все, правила, хитрости, дикий хохот, буйства! Да, клянусь! Классики, салочки, хороводы с влюбленными, в лес мы не пойдем, поцелуйте, кого хотите… Это прекрасные моменты, наполненные волнением и радостью… Не знаю, что мы приготовим будущим поколениям. Возможно, они проведут свой последний день за панелью управления видеоиграми или перед экраном компьютера.

Неуемный Лерест все говорил и говорил, неутомимый служащий в черном приходил и уходил. Ряды Кандидатов сильно поредели. Танцующие пары уже можно было перечесть на пальцах одной руки. Покинутый своей дамой, Кузен Макс отирал вспотевший лоб. Глядя на оставшихся в живых, я подумал, что они стали кружиться еще быстрее, что оркестр увлекал их в вальс последнего шанса. Можно было подумать, что они цеплялись за спасательный буек.

Осталось только две пары, потом полторы. Оставшаяся без кавалера дама продолжала кружиться в одиночестве, положив руку на плечо отсутствующего партнера, а потом стала танцевать с кавалером, у которого только что увели партнершу. Они снова закружились с потерянными взглядами, и каждый тур приносил им счастливые картины, смех детей, песни влюбленных, белые платья и нежность кожи, голос любимого человека. Певица умолкла, только аккордеон продолжал играть свою мелодию, головы танцующих были опущены, руки застыли на спине оставшегося в живых. Они принялись вращаться еще быстрее, чтобы не видеть приближавшегося к ним на цыпочках человека в черном. Старая дама осталась одна посредине зала, ей понадобилось несколько секунд, чтобы прийти в себя, чтобы голова ее перестала кружиться. Она с удивлением огляделась, попыталась улыбнуться, когда аккордеонист издал еще несколько нерешительных звуков. А потом, словно найдя то, что искала, она зарыдала, даже не стараясь скрыть слезы или вытереть их, ее косметика поплыла. Аккордеонист осмелел, Кузен Макс тоже. Он подошел к ней, достал носовой платок, привел в порядок лицо своей невесты, и они закружились в танце. Медленно, прижавшись щекой к щеке, в молчании, в тысяче лье от мира, который уже им не принадлежал.