Досье "72" - Жан Коломбье Страница 40

Директор добавил, к услугам Кандидатов были предоставлены все помещения ЦП: часовня, зал просмотра телевизора, игровой зал (классический бильярд, электронный бильярд, групповые игры). А пока он приглашает всех выпить по рюмке перед входом в зал ресторана.

— Вот, все будет хорошо. Вы увидите Веронику Руйе, солистку местной группы, она так заводит публику! Вы, конечно, останетесь пообедать с нами? С нами, то есть с Кандидатами. Правда, поначалу это может шокировать. Но им очень нравится принимать пищу с молодыми, у них возникает ощущение того, что они еще находятся в мире живых. Вам, господин представитель, вовсе ни к чему говорить, кто вы есть! Понимаете, в состоянии такой эйфории они могут вас еще с этим поздравить!

После аперитива, в ходе которого выпускники 1968 года продемонстрировали, что всегда умели пить с локтя, мы уселись за стол среди приговоренных к смерти. Мужчина, женщина, мужчина, женщина, мужчина, женщина, их было почти поровну, но впервые женщин было уже больше мужчин. Мне не повезло: обе мои соседки весь обед переговаривались за моей спиной. Иветта забыла рассказать об этом Соланж: «О чем она только думала, да, Мари-Клод, та, что из Талодьер, ты ее знаешь, так вот, Мари-Клод однажды рассказала под большим секретом, что у Лакомба, ну, ты помнишь его, большой Лакомб, так вот у него есть подружка! Вот именно! И уже шесть месяцев!»

Чуть поодаль Кузен Макс рассказывал про полуостров Лион, где он некоторое время учился. Его собеседница тоже там училась, как тесен мир! Не в одно время, естественно, но квартал совсем не изменился, там по-прежнему паркуют машины в два ряда…

Когда подали сыр, началось веселье: караоке. Для Вероники Руйе, которая явилась по-простому, почти как соседка — представляете, она живет в Сент-Шамон, — поручили провести эту первую часть увеселений, ее оркестр выйдет после кофе и коньяка — коньяк и сладости, великолепно! — не зря нос так чесался! — для Вероники заставить петь публику, родившуюся без исключения в 1945 и 1948 годах, было детской забавой. Не было никакой опасности ошибиться с выбором. Как большой профессионал, она начала с песни «Если бы у меня был молоток». Клоду Франсуа [9]не было равных в умении разогревать зал. Не заставив себя упрашивать, Иветта взяла микрофон, но ей было трудно читать слова песни на экране, она как идиотка оставила очки своей невестке, никто не предупредил ее, что они могут понадобиться в «Центре перехода», и поэтому ей пришлось ограничиться очень практичными ля-ля-ля, которые в любом случае перекрывал голос Вероники. Но она знала наизусть припев — я бы ударил сверху, оуо, это было бы счастьем!

На десерт был плавучий остров, затейница затянула «Под светом луны в Мобеже» [10], как давно она ее не исполняла! Кутилы из глубины зала с радостью подхватили песню, папаша Буавино прекрасно подражал Бурвилю [11]. После этого Джонни Холидей [12]— без него никак было нельзя — составил нам компанию с песней «Задержи ночь» (для нас двоих до конца света), во время исполнения которой мне показалось, что на лице Соланж сверкнула слеза. Она знавала времена балов и тихой музыки в полутьме, первое волнение, вызванное сладкими мелодиями.

— Здесь нам тоже пришлось побродить в потемках, — признался чуть позже Лерест, — за семьдесят два или семьдесят пять у людей было время послушать и полюбить песни. За три или почти четыре поколения мода меняется, успех проходит. В начале по договоренности с затейниками мы использовали смесь стилей в надежде удовлетворить тем самым все вкусы. Это было ошибкой! Мы скоро поняли, что Кандидаты, все Кандидаты хотели слушать только один тип песен… Нет, я неправ, на самом деле тип песен не имеет значения. Кандидаты хотят слышать песни, которые имели успех в совершенно определенное время: когда им было по двадцать лет. Говорят, что это — самый прекрасный период жизни. Вот лично я… впрочем, не о том речь. Люди дорожат своими двадцатью годами больше всего. Возраст мечтаний, планов, обретенной свободы, удовлетворения первых желаний, — весь этот мир отражается в любимых песнях. Позже, в тридцать, сорок, пятьдесят лет люди тоже любят песни, но нас они трогают уже меньше, мы не относим к себе их слова, этим занимаются молодые, мы уже отстаем от них, слова кажутся нам глупыми. Вот, послушайте, вам знакомо это? Далида [13]… И дзинь, дзинь, мандолина, мой маленький Бамбино, твоя музыка так прекрасна, итальянское небо так ясно… Что? Нет, я не видел Далиду, но выучил ее песню про мандолину, я слушаю ее раз в неделю в течение нескольких лет. Любопытно, не правда ли? Не думал, что она так врезалась в память этому поколению. И потом, слова, что я и говорил…

Официанты в черных жилетах и в галстуках-бабочках — к Кандидатам здесь относились по-королевски — разносили кофе и напитки: для дам сладкие, для мужчин покрепче, — ах, невозможно отказаться, это так помогает пищеварению! После Адамо [14]и его песни «Позвольте, мсье», припев которой сопровождался топотом и заставил просветлеть лица, программа затронула экзотическую тему: «Битлз». Слушая, как целый стол запел «Мы будем жить в желтой подводной лодке, желтой подводной лодке, желтой подводной лодке», я задал себе вопрос: где у Вероники заканчивалась изобретательность и где начиналось двурушничество? Знала ли она, что в английском языке слово yellow значило не только желтый, но и погибший? И, слушая, как пятьдесят приговоренных к смерти захотели поселиться на тонущей подлодке, я подумал, что смерть забавлялась тем, что облачалась в довольно коварные убранства.

После караоке все отправились в зал почета, где оркестр Вероники уже начал издавать первые звуки пасодобля. Работа ЦП департамента Луара была отлажена как часы. Его директор явно гордился этим:

— Главное, чтобы не было пауз! Промедление смерти подобно… То есть я хочу сказать… Ну, вы меня понимаете…

И вечер продолжился без пауз под звуки оркестра, полностью поддерживавшего дело своей солистки. Соблазнительно покачивая бедрами, она посылала кокетливые улыбки хвастунам у бара. Под воздействием старых песен они вновь обрели живость своей безумной юности: собравшись вокруг большой чаши, где дымился горячий пунш, — пунш! Какая прелесть, я не пил его целую вечность! — в ответ на бросаемые вызовы и обещания они подкидывали уголь в топку, прежде чем отправиться приставать к красоткам.