Дверь с той стороны - Владимир Михайлов Страница 4

На этот раз он был серьезен; может быть, это и впрямь его заинтересовало – он и сам не знал. А может быть, просто хотел отомстить за ее шутку? Вера смотрела на него, чуть прикусив губу.

– Хотите, я отвечу сам, – предложил Карачаров. – Все очень просто. Вы – анторианка, это видно сразу. И знаете, что красивы. И хотите жить на Земле. В центре Федерации, а не на ее окраине. Только на Земле, думаете вы, вас оценят по достоинству. Оценит не кто-нибудь, а человек значительный. Если и не член Совета, то хоть его консультант. Но население Земли давно уравновешено, и, чтобы получить земное гражданство, надо что-то такое совершить. Служба в Галактическом флоте, наверное, дает такие права. Вот и все. Сколько вам еще осталось летать? Не помню, какой нужен стаж…

Вера вскинула голову.

– Извините, – сказала она официальным, лишенным окраски голосом. – Я отвечаю только на вопросы, относящиеся к рейсу. А сейчас мне пора в салон.

– Позвольте предложить вам руку, – галантно произнес Карачаров.

– Я не падаю с трапа.

Он все же проводил ее до салона; физику тоже почему-то сделалось невесело, а ей он, кажется, основательно испортил настроение. Уже войдя, Карачаров сделал попытку загладить неловкость:

– Ответьте, пожалуйста, еще на один вопрос, последний: как называется этот танец и как его танцуют?

Вера, прищурившись, глянула на него и неожиданно усмехнулась.

– О, показать я могу!

Долговязый физик готовно склонился. Но Вера, озорно стрельнув глазами, повернулась и, слегка покачивая бедрами, пошла к сидящим пассажирам. Она остановилась перед администратором, и Карский встал, смущенно улыбаясь.

«Пустой номер», – мысленно сказал Карачаров, провожая Веру взглядом. Сейчас он вдруг – незримо для других, разумеется, – стал совсем другим человеком: этаким старым циником, галактическим волком, не признающим женщин. И взгляд его сделался устало-пренебрежительным.

– Пойдем и мы? – так поняла Мила легкое движение мужа. Он не решился бы произнести это вслух: ожидал бы, пока она не выскажет желания. Но всякая его мысль – Мила стала уже привыкать к этому – немедленно находила выражение в жесте, телом он говорил, передавая мысли точнее, чем словами. Недаром же он был чемпионом Федерации!

Мила с удовольствием отдалась танцу. Валентин вел легко и строго, даже с женой не позволяя себе ни малейшей вольности, танцевал каждый раз словно на приз. С ним было хорошо на людях и хорошо вдвоем, он был добр и силен, и всякий раз она заново переживала случившееся. Мир полон чудес; оба – жители Земли, они так никогда бы и не встретились на своей планете, затерялись бы среди миллиардов людей. Но ей понадобилось лететь на Антору – познакомиться с тамошними интерьерами, о которых многое слышала и которые и в самом деле оказались необычайно интересными; команда чемпионов мира оказалась там в то же самое время – они совершали турне по Федерации. Нечаянно встретиться за столько парсеков от Земли – это ли не чудо? Увидев друг друга, они сразу поняли, что домой возвратятся вдвоем и всегда будут вдвоем, всегда-всегда. Он ходил за нею всюду, кроме времени тренировок и игр, когда она сидела на трибуне стадиона. Потом команда улетела, а он задержался: наверное, не мог расстаться на тот месяц, который ей еще предстояло провести на Анторе. Он, конечно, переживал, что команда уехала без него; но в конце концов его товарищи решили, что несколько игр проведут сами. Пожелали ему счастья…

Она подняла глаза. Валентин улыбался.

– Что ты?

– Вот это па – чистый финт, понимаешь? Ну, сделаем еще раз, и ты увидишь.

На этот раз усмехнулась Мила – правда, про себя: ничего, она научит мужа разговаривать и на другие темы, нужно только время и терпение. Терпения ей не занимать, а времени у них впереди – бездна… Еще одна мысль проскользнула, тоже связанная с будущим, но она была неприятна, и Мила постаралась сразу же прогнать ее подальше.

– Отдохнем, – сказала она.

– Хочешь посидеть?

– Совершим набег на какую-нибудь компанию.

Они направились в бар. Там уже сидели Инна Перлинская и писатель. Истомин вскочил и поспешно придвинул ей кресло.

– Хотите выпить? Инна, Мила?

– Минеральную, – сказала Инна шелестящим, напряженным полушепотом, словно поверяла тайну. Затем повернулась к Миле. – Этот костюмчик с Анторы? Очень милый. У них, на этой планете, есть вкус. Ваш муж очень сердит? Я немного побаиваюсь его.

– О, разве можно его бояться?

– Мы ведь конкуренты. После того, как театр признал непредсказуемость развязки, когда древний принцип импровизации возвратился на сцену, мы стали серьезно конкурировать со спортом, с играми.

– Это не конкуренция, – сказал Еремеев. – Это соревнование. А спорт и есть соревнование.

– Вы обязательно должны увидеть меня – хотя бы в спектакле «Я утром должен быть уверен!». Классика, но как современно звучит! Вещь прошла у нас уже пятьдесят раз, и ни в одном представлении действие не повторялось дальше второй картины. Пятьдесят разных развитий, разных финалов. В каждом я находила новый поворот! Открытие сезона – через неделю, я смогу помочь вам… Спасибо, милый, – поблагодарила она Истомина. Жест был исполнен величия. – Да, представьте, я сделала прелестный комплект здесь, на корабле, – специально для открытия…

– …Я всегда заранее знаю, забью или нет. Бывает, выйдешь на хорошую позицию, все ждут – миллионы людей! – а я чувствую: не пойдет. И отдаю пас. Раньше я все равно бил по голу, но стоит неудачно пробить – начинаешь сомневаться в себе, и потом так и уходишь с поля, не забив. – Он на миг помрачнел, голубые глаза потемнели.

– На Анторе я сыграл плохо. Не видели? Никудышно. Встретился с Милой, – какая тут игра… Стыдно. Вспоминаю, как грустно играл – и места себе не нахожу… – он говорил быстро, ему, видно, давно хотелось выговориться и выслушать слова утешения, не формально-вежливого, а подлинного: собеседник в таких случаях искал не слова, а мысли, которые помогли бы другому собраться с силами.

– Да, это случается, – кивнул Истомин. – Такая ситуация есть у… Вы читали Карленко?

– Карленко? Не помню. Наверное, нет.

– Что же вы читаете?

– Вообще-то много. Не помню сейчас, что было последнее. Как-то не заинтересовало. А вообще когда-нибудь люди, наверное, будут уметь все. И хорошо сыграть, и написать…

– Это самообман, – не сразу ответил Истомин. – Сто или двести лет назад люди так же думали о наших временах: эпоха гармоничных людей… Но не гармоничные осуществляют прогресс, а те, кто направлены в одну точку. В сутках по-прежнему двадцать четыре часа, требования же стали куда выше. Литератор с техникой прошлого столетия сейчас не издал бы и первой книжки. Вот, например, Ругоев – читали?..

– Это совершенно точно. Я видел записи старых игр. Мы бы сделали их за десять минут. И тренируемся мы – они не выдержали бы таких нагрузок.