"Попаданец" в НКВД. Горячий июнь 1941-го - Виктор Побережных Страница 4

Не знаю, сколько времени я просидел, глядя на такие знакомые вещи из такой далекой жизни. Одна мысль сменяла другую, но, по сути, это были одни и те же вопросы, задаваемые по-разному. Почему? Откуда? Как?

Достав из коробки старый добрый N72, привычным движением нажал кнопку включения. Загорелся экран, под мелодию, от которой неожиданно выступили слезы, произошло рукопожатие, и телефон загрузился. Столбик заряда был чуть выше половины, сети, естественно, не было, и я начал просматривать память аппарата. М-да. Пустота! Ничего, кроме стандартного содержимого нового телефона, даже контактов не было! Выключив машинку, снял заднюю крышку и посмотрел «симку». Обычная, эмтээсовская. Отложил телефон и взялся за КПК. Повертел в руках и увидел, что это просто кусок пластмассы. Задняя крышка почти по всей площади была проплавлена. Целой оставалась только лицевая сторона. Черт, а я-то уже губу раскатал! Переберусь к нашим, дам кучу инфы. Ага, счаз! Нет, для инженеров и ученых эти аппараты даже в сломанном виде — просто клад! Но только в перспективе. А сейчас… Эх, ну не мог КПК целым быть?! Да еще с кучей информации полезной! Еще минут пять я продолжал жаловаться на жизнь, пока не вспомнил про бумаги. Из них я выяснил, что подарки из будущего были обнаружены в стеклянной банке, с которой неизвестный пытался перебраться на территорию СССР со стороны польского Генерал-Губернаторства в ночь на 22 июня. За полтора часа до начала войны. Неизвестный был убит огнем с сопредельной стороны. Никаких особых примет у убитого не было. Помимо стеклянной банки, при нем обнаружен только пистолет «Вальтер» с тремя патронами. Ну а потом началась война.

Да. Не повезло кому-то. Светлая память ему. Ну да ладно, что уж теперь. Все, хватит заниматься ерундой, буду спать!

Утром еле заставил себя встать — навалилась такая тоска, что хоть волком вой! Освободил один подсумок от обойм к СВТ, упаковал в него гаджеты с бумагами и прицепил к ремню. Так будет надежней, чем в мешке таскать. С этими «подарками» я теперь и на минуту не расстанусь. Съел последнюю банку тушенки и взялся чистить автомат. А то совсем запустил это дело. Закончив, собрался и опять в путь. Помимо всего прочего, теперь возникла еще одна проблема. Еда! Ну кто мне мешал на хуторе поискать?! С другой стороны, я ведь мог тогда с той пятеркой в лесу столкнуться. Они бы меня влет уработали! Я бы и чирикнуть не успел! Может, и к лучшему, что не догадался еду поискать. Но теперь хоть как к людям нужно. А в качестве оплаты наган отдам, или парабеллум, или часы. Так и шагал, размышляя, пока, сам не заметив как, вышел на дорогу. Благо она была пустая! Но следов на ней хватало, жаль только, не те, которые бы мне хотелось видеть. Метрах в десяти от меня, на обочине, стояла разбитая санитарная машина. Казалось, что на ней живого места не было! Кабина и фургон снизу и доверху исклеваны следами пуль. Стенка фургона снизу и земля под ним стали буро-коричневого цвета. Дунул ветерок, и меня чуть не вырвало, такой запах навалился! Решив не подходить близко к ставшей братской могилой машине, я по широкой дуге обогнул ее и направился по дороге в сторону, куда ехала санитарка. Решил, что, если возникнет опасность, я всегда успею уйти в лес. А так хоть определюсь точно, где я, в конце концов, нахожусь.

Минут через десять пути впереди послышался шум. Сойдя с дороги в кусты, я вскинул автомат и стал ждать. Через пару минут из-за деревьев показалась повозка. Рыжая коняга не спеша тянула за собой погромыхивающую телегу, на которой сидели два примечательных типа. Один молодой, лет восемнадцати на вид, худющий, напоминающий всем своим видом цаплю. Особенно подходили к этому образу длинный нос и растрепанные, как перья, черные волосы. Одет он был в новенькую красноармейскую гимнастерку без петлиц, подпоясанную простым ремнем, и серые брюки, заправленные в пыльные, стоптанные сапоги. Второй был постарше. Лет сорока на вид, крепко сбитый детина. Одет в незнакомый мне, но явно военного образца темно-зеленый китель, расстегнутый до груди, благодаря чему была видна белая, с красной вышивкой, рубаха. Штаны и сапоги выглядели на нем как единая форма. В отличие от «цапли» он выглядел солидно. Особенно этому способствовал ремень с портупеей, весь обвешанный какими-то сумочками и чехлами. Объединяло этих типов одно — винтовки, лежавшие рядом с каждым. Интересно, что это за вояки? Не особенно задумываясь о своих действиях, я шагнул на дорогу и скомандовал:

— Стоять! Руки вверх!

И понеслось. «Цапля» сразу поднял руки, а вот второй… Каким-то тягучим, но быстрым движением он, подхватывая свою винтовку, не соскочил, скорее, перетек с телеги на землю и уже почти направил на меня оружие, когда я срезал его длинной очередью. Пулями его отшвырнуло к заднему колесу, где он пару раз дернулся и замер окончательно. Из-под его тела показался темный ручеек, который тут же стал впитываться в дорожную пыль. Молодой же только поднял руки еще выше и побледнел, дико вытаращив глаза в мою сторону. Что особенно меня удивило, так это то, что коняга не обратил никакого внимания на стрельбу, только всхрапнул недовольно да переступил ногами.

Подойдя к телеге, держа автомат одной рукой, не отводя ствола от живота молодого, левой рукой бросил его винтовку на землю, к оружию «старшого». Отойдя на пару шагов, поудобнее перехватил автомат и приказал:

— Ну, давай рассказывай!

— Что рассказывать? — все так же испуганно тараща на меня глаза, переспросил он.

— Все рассказывай! Как докатился до такой жизни, где ближайшие немцы, сколько еще таких, как ты? Все рассказывай!

Я приподнял автомат, и он запел! Оказалось, что он вообще очень хороший парень, зовут его Дмитрий. Убитый — его дядька Николай, а сами они направлялись из Богданов в сторону Гниличей, где собирались присоединиться к окруженной там части Красной армии, а за оружие дядька схватился, так как за бандита меня принял. Меня аж умилило такое красноречие. Неужели он всерьез решил, что я ему поверю? И что же мне с ним теперь делать? Просто так пристрелить я его не смогу, рука не поднимется. Отпустить? Тоже не вариант. Явно же или бандеровец, или еще какая-нибудь гадость. Тут смотрю, у «цапеля» глаза еще больше округлились, как будто он чудище лесное увидал. По спине аж мурашки побежали. Вспомнив, как часто я читал про подобное, не очень умело, зато быстро, делаю шаг влево с одновременным поворотом и облегченно выдыхаю: не один. Из кустов за нами с интересом наблюдали четверо в форме Красной армии. Но, в отличие от «цапеля», со всеми положенными знаками различия, причем один явно командир с двумя шпалами в петлицах. Я аж заулыбался и автомат опустил, такое на меня облегчение свалилось. А забытый мной Дмитрий в этот момент решил побегать, но неудачно. Один из бойцов, стоявших в кустах, даже не поднимая к плечу винтовки, выстрелил, и все. Отбегался. Я же, глянув в сторону новообразованного трупа, представился: