Пятнадцать жизней Гарри Огаста - Клэр Норт Страница 39

Я уже рассказывал о своей неудачной попытке убить Ричарда Лисла. Это было за пять жизней до того, как я, находясь в Ленинграде, сел в поезд на Финляндском вокзале и отправился в путешествие, которое, как я предчувствовал, не могло не привести к кровопролитию. Лисл в свое время убил Розмари Доусетт и меня. У меня имелись серьезные подозрения, что он расправился и со многими другими людьми и его так и не поймали, но моя смерть, само собой, прервала мое личное расследование.

Лисл прикончил меня в моей восьмой жизни, а в девятой я продолжил его преследовать. Однако на этот раз я действовал хладнокровно и расчетливо. В моем распоряжении было целых тридцать лет, в течение которых я имел возможность детально все обдумать и действовать не как человек, ослепленный ненавистью, а как безжалостный профессиональный убийца, превративший свое смертоносное ремесло в настоящее искусство.

– Я понимаю ваши мотивы, но не уверена, что это вас оправдывает.

Акинлей. Родившаяся в середине 20-х годов XX века, в самых длинных из своих жизней она доживала до теракта, в ходе которого захваченные арабскими экстремистами самолеты, битком набитые пассажирами, таранили здания Всемирного торгового центра в Нью-Йорке. Она часто говорила, что ей очень хочется прожить дольше отпущенного ей срока и увидеть, что будет дальше. Наверное, поэтому она регулярно расспрашивала о будущем более молодых калачакра, родившихся в 80-е и 90-е годы. Но те в ответ лишь качали головой и говорили, что она ничего не потеряла. Отцом Акинлей был учитель из Нигерии, а ее мать, уроженка Ганы, работала в больнице, которой фактически управляла, – но поскольку дело было в 20-х годах XX века, все называли ее секретарем.

В отличие от многих из нас Акинлей никогда не просила членов клуба забрать ее из ее детства.

– Мои родители безумно любили меня, – часто повторяла она, – а теперь я должна встретить взрослого человека, который будет любить меня так же.

Если наши с Акинлей жизни пересекались, мы неизменно становились любовниками – за исключением случая, когда она решила попробовать стать лесбиянкой, и еще одного – когда к моменту нашей встречи оказалась замужней женщиной. Ее супругом был суданец, невероятно высокий и худой чернокожий мужчина. Он был обычным смертным и безумно ее любил.

– Я думаю, не ввести ли мне его в курс дела насчет того, кто я такая, – заявила она как-то.

В ответ я рассказал ей о Дженни, женщине, которую я любил, и о том, что случилось, когда я рассказал ей о себе все. Акинлей всплеснула руками и сказала:

– Тогда я, пожалуй, не стану.

Позже я узнал, что их совместная жизнь была долгой и счастливой и что муж Акинлей умер, так и не узнав правды о своей жене.

– Значит, человек, которого вы хотите отправить на тот свет, – убийца?

– Да, – твердо ответил я. – Правда, не в этой моей жизни, а в предыдущей.

– Но в пределах своей нынешней памяти, а не вашей – он кого-нибудь убил?

– Нет, – признался я. – Насколько мне известно, пока нет.

Мы встретились с Акинлей в 1948 году на Кубе. Она была цветущей молодой женщиной примерно двадцати лет и занималась тем, чем занималась во всех своих жизнях – путешествовала, ходила по магазинам, посещала кафе и рестораны и вступала в опасные связи с сомнительного рода мужчинами. Она говорила на безупречном английском и идеальном испанском. У Акинлей была яхта, и местные жители, глядя, как молодая, стройная, словно статуэтка, чернокожая африканка идет по набережной к пришвартованному у причала белоснежному судну с плавными обводами, переглядывались с восхищенным изумлением. Мне было известно, что Акинлей не раз преднамеренно попадала на своей яхте в тропические штормы. Тем не менее я согласился провести пару дней на борту ее судна в открытом море – мне надо было решить кое-какие вопросы, а сезон ураганов, к счастью, еще не начался.