Пятнадцать жизней Гарри Огаста - Клэр Норт Страница 38

– Недавно умер один его родственник. Его адвокат попросил меня разыскать Карпенко. Речь идет о деньгах.

– Разумеется, я бы вам помог, если бы у меня была такая возможность…

– Мне сказали, что Карпенко – ученый.

– Увы, я не могу быть знаком со всеми учеными страны, – рассмеялся мой собеседник и слегка покачал в руке чашку с кофе.

– Но вы бы могли навести справки.

– Видите ли, я… Впрочем, да, пожалуй, мог бы.

– Только аккуратно. Как я уже сказал, речь идет о деньгах, а его родственник умер не в России, – пояснил я, и на лице Гулакова появилось настороженное выражение – он понял, что разговор может оказаться опасным. – Как я понимаю, вы поддерживаете отношения кое с кем из зарубежных ученых.

Рука профессора с чашкой замерла в воздухе.

– Нет, – произнес он после небольшой паузы. – Не поддерживаю.

– Вот как? Разве вы не переписываетесь с неким профессором из Массачусетского технологического института? – спросил я с улыбкой, безуспешно пытаясь поймать взгляд профессора. – В этом нет ничего плохого, совершенно ничего. Для науки не должно существовать государственных границ – разве не так? Я всего лишь предполагаю, что человек с вашим влиянием и вашими связями в научных кругах при желании может без труда разыскать этого Виталия Карпенко. Его семья будет вам очень признательна.

Сделав свое дело, я тут же перевел разговор на другую тему и в течение целого часа беседовал с профессором об Эйнштейне и Боре и о нейтронной бомбе. Впрочем, профессор, погруженный в свои мысли, казалось, меня почти не слушал. Наконец я оставил его одного и стал готовить следующий ход.

Гулаков не давал о себе знать в течение трех дней. На четвертый день в помещении клуба «Хронос» зазвонил телефон.

– Константин Прековский? – услышал я в трубке голос профессора, который, как мне показалось, был сильно напуган. – Это профессор Гулаков. Кажется, у меня для вас кое-что есть.

Он говорил медленно – пожалуй, слишком медленно. Я различил на линии странные шумы, похожие на шуршание крылышек насекомого.

– Вы можете заехать ко мне через двадцать минут? – спросил профессор.

– За двадцать минут мне до вас не добраться, – солгал я. – Мы можем встретиться у метро «Автово»?

Снова пауза – чересчур долгая. И голос профессора:

– Мне потребуется полчаса.

– До встречи, – сказал я и, повесив трубку, потянулся за пальто. – Ольга! – позвал я, и мой голос отразился эхом от стен длинного пустого коридора. – У вас есть оружие?

Я никогда не мог понять, почему советское метро так отличалось от всего того, что находилось на поверхности. Казалось, что это два совершенно разных мира. К тому моменту, когда я прибыл в Ленинград, метро в этом городе просуществовало всего год. Станции его единственной тогда ветки представляли собой настоящие дворцы из мрамора и хрусталя. Величественные колонны, мозаика на стенах, вымощенный отшлифованными гранитными плитами пол – все это выглядело чересчур претенциозно, но производило сильное впечатление. Любопытно, что часы над тоннелями отсчитывали секунды не назад, показывая, сколько времени остается до прибытия следующего поезда, а вперед. Возможно, таким образом у пассажиров подземки воспитывалась подсознательная уверенность в том, что им не придется стоять на перроне больше трех минут, а заодно и в том, что все в их жизни четко спланировано и упорядочено и происходит вовремя.

Метро создавало определенные проблемы моим преследователям – если, конечно, они были. За несколько месяцев его существования они не могли как следует отработать методику слежки и задержания подозрительных лиц в метрополитене, где почти всегда находились целые толпы людей. К тому же зимняя одежда наверняка затрудняла им опознание объекта.

Я прибыл на место раньше времени, агенты – тоже. Их было двое. Узнать их не составляло никакого труда – оба были в одинаковых темных пальто и не садились в прибывающие поезда, а оставались стоять на платформе. Мне показалось, что они чувствуют себя не в своей тарелке, понимая, что привлекают внимание. Один из них делал вид, будто читает свежий номер «Правды», другой с преувеличенным вниманием изучал карту метрополитена с изображенной на ней единственной веткой. Я сел в подошедший поезд, проехал две остановки, затем вышел на перрон и проехал две станции в обратном направлении. Этот фокус я проделал дважды. Оказавшись на станции «Автово» во второй раз, я заметил также женщину, которая замаскировалась гораздо лучше. Она захватила с собой коляску, в которой лежал ребенок (или его имитация) и вела себя так, словно ничто на свете, кроме ее малыша, ее не интересовало.

Наконец появился профессор. Он заметно нервничал. Встав у стены, принялся переминаться с ноги на ногу. Под мышкой он держал книгу. Это была работа Гейзенберга «Физические принципы квантовой теории». Вспоминая об этом, я невольно думаю, не было ли это попыткой профессора предупредить меня о том, что за ним следят. В самом деле, это был странный выбор для человека, который хотел немного почитать в метро. Возможно, Гулаков надеялся, что я обращу на это внимание. Так или иначе, факт оставался фактом: профессор находился под наблюдением, но при этом скорее всего располагал необходимой мне информацией. Раз за разом проезжая через станцию «Автово», я обдумывал свой следующий ход. С одной стороны, в данном случае вступать в контакт с Гулаковым с целью получения нужных мне сведений было очень опасно. С другой – если бы наша встреча не состоялась, его могли арестовать и упрятать куда-нибудь, и тогда мой лучший шанс найти Карпенко оказался бы упущенным. Членам клуба порой бывает нелегко быстро принять решение и действовать решительно – мы избалованы тем, что в нашем распоряжении всегда много, очень много времени. Мне все же не хотелось упустить отличную возможность добиться своего. К тому же цена бездействия могла оказаться слишком высокой. Поэтому, когда поезд, в очередной раз подходя к станции «Автово», начал притормаживать, я надвинул шляпу на глаза и закричал во весь голос:

– Держи вора!

Разумеется, никакого вора в вагоне не было, но мне нужна была суматоха и толкотня, и я без труда добился своей цели. Проложив себе локтями путь к дверям, я, когда поезд уже почти остановился, еще громче выкрикнул:

– У него пистолет!

Для усиления эффекта я достал собственное оружие и выстрелил в стену вагона. Двери открылись, и началась давка. Разумеется, мои действия нельзя было назвать безупречными – хотя бы потому, что я оказался в самом эпицентре свалки. Но мне помогло то, что паника началась и на платформе, поскольку испуганные выкрики «Пистолет! Пистолет!» разнеслись по всей станции. Агенты выхватили свое оружие. Меня били локтями, толкали, сбивали с ног, но я раз за разом поднимался и продирался к тому месту, где стоял испуганно вжавшийся в стену профессор. Добравшись до него, я грубо подхватил его под руку и повлек за собой.

Поскольку выход со станции представлял собой нечто вроде бутылочного горлышка, идти быстро было невозможно. Мы с профессором, стиснутые толпой, медленно продвигались вперед вместе с ней. Прижав ствол пистолета к животу Гулакова, я прошипел ему на ухо: