Последний праведник. Часть 1. Мирай - Джулия Рати Страница 39

– Поджигай! – разнеслось на поляной. Огонь вспыхнувший в руках воинов перескочил на курганы и плавно будто магией объял тела. Синий от соприкосновения с синтетикой топлива, он постепенно разгорался и очень скоро красные всполохи образовали кольцо вокруг праведника. Поднявшаяся страшная вонь грозила испортить величие момента, но Мирай уже погрузился в транс. Он настраивался, ловил ощущениями каждую душу, каждой он должен был приоткрыть верный путь. Праведник был готов. За все в этом мире надо платить. В его случае дань, которую соберет смерть вместо падших душ, станет его праведность. Грани реального мира стирались все больше, границы сознания рубили оболочки вселенной. И когда погребальные костры пошли на убыль, смолк треск ломающихся от жара костей, а прохлада разнесла тревожным знаком по пустыне вонь сгоревшей плоти, над полем раздался охрипший от недавних команд голос праведника.

Вновь стоишь за чертой,

стужа веки закрыла.

Вновь очнулся собой,

тело к чертям остыло.

Сердце полное грязи

душу в клетку сковало.

И лишившись всех связей,

Смотришь смерти в оскалы…

Воины, что стояли кольцом замерли, слова будто камнепадом свалились на них. Каждый из них был свидетелем смерти, чаще врагов, реже друзей. Многие лично, порой и не раз, видели открывающийся засов ее двери. Но редко кто знал, что ждет его по ту сторону. Каждый жил настоящим, и все казалось таким простым и правдивым. Убивай врагов, защищай близких. Но было ли это по настоящему честным? Мотив песни изменился, голос праведника стал выше:

Там… на том берегу,

Там в обители чистой.

Там… увидеть смогу,

Тех, кто памятью дышит.

Там… не тленно начало,

Там… не виден конец.

Там… стоит у причала

Жизни нашей венец.

Игнар подошел к побратиму. Знакомые слова разбередили его сердце. Когда-то Хранитель пел эту песнь для него. Он вкладывал в юного мальчишку знания способные сделать из него достойного воина, того кто с честью пройдет жизненный путь и без страха ступит за черту. Боль разочарования с новой силой вспыхнула в памяти юного воина. Он рано понял, насколько успел прогнить его род, как низко пал каждый его член. Власть ослепляла, а чувства, пытаясь урвать как можно больше наслаждений, не знали покоя. К счастью маленькому Игнару хватило чистоты сердца встретить на своем пути верного человека.

За фальшивой улыбкой

Пороки больше не спрячешь.

Нет, не будет попыток,

Ты теперь настоящий.

Звон грехов на весах,

Чаша жизни качнулась.

Вечность застыла в глазах

Она к тебе развернулась.

Зеон оглядел скрытые забралами лица своих солдат. Будто смеясь над ним, воображение нарисовала на них смешные рожицы. А не ходит ли он сам, прячась за прочную броню с подобной лощеной улыбкой. Ему вспомнился старый друг, настоятель монастыря. Его лицо всегда было отражением внутренних железных принципов. Ничто, ни смерть близких, ни время, не смогли изменить это. Командующий втянул очищенный воздух. Запах горелой плоти пробился сквозь фильтры. Настоящий… Жизнь за броней может быть фальшивкой, если фальшивка внутри. А он, он сможет пронести через жизнь верные ценности.

Там… на том берегу,

Там… свобода бесценна.

Там… огонь разажгу,

Душу вырву из плена.…

Там… нет мрака и тени

Там… предание дышит

Там… отринут сомнения

Те, кто сердце услышат

Груда передернуло. Смысл песни отказывался уместиться под его рыжий гребень. Бой адреналином прошелся по нервам и разбудил былую сентиментальность. Он один из немногих ценил собак, не как рабочий инструмент, а как верных товарищей. Он потерял нескольких псов. Последний рядом с ним держался дольше всех. К нему Груд сильно привязался. Мысли о его преданности теплом разлилась по его жесткому сердцу.

Секунды станут в столетья

Крик осядет на стенах.

Время огненной плетью

Расплатой вывернет вены.

Плату примешь смиренно,

Смерть отбросит хлысты.

Душу вырвать из плена

Шанс получишь и ты.

У парнишки из городской охраны фильтров для дыхания не было. Груд и его бойцы к вони были привычней и легко справлялись без них. Потому и подумать о нежном обонянии стража, не видавшего городских окраин, не подумали. Парня скрутило похлеще чем от пойла, что пришлось глотнуть, чтобы пробиться в рейд. Но вместе с этим прошло понимание, насколько приторно фальшивой была жизнь в верхней части города.

Там… на том берегу,

Там… сомнения смыты,

Там… услышать смогу

Тех, кто мной не забыты

Там… себя ты яви.

Сделать нужно не много.

Только лишь назови

Имя забытое Бога…

Командир воинов монастыря застыл, глядя на Мирая. Он присматривался к нему давно. С тех самых пор, когда мальчишка в одиночку притащил тело погибшего наставника. Он не сводил глаз с юного праведника, когда тот три дня сидел на месте прощания с учителем. Он знал, что возьмет его в бой, уже тогда, когда прописал ему удар милосердия на плацу. А теперь надеялся, что тот окажется рядом, когда будут провожать в последний путь и его.

Слова закончились. Над поляной повисла гробовая тишина. Сознание постепенно возвращалось к здесь и сейчас. Упав на колени, праведник продолжал молиться и за тех, кто ушел, и за тех, кто остался. Прямо сейчас сети мироздания покачнулись и освободили проход тем душам, с кого слетела грязь прожитых жизней. Грех убийства не лег и на плечи причастных. Внутри Мирай ощутил непривычную пустоту. А где-то там, на самом низу вселенной довольно улыбнулся тот, кого зачастую величают Смертью. Дар чистой души пришелся ему по вкусу. Он был много лучше гнилого запаха человеческих грехов. Ведь он и сам был праведником.

…

Ночь прошла спокойно. Твари пустыни на самом деле не потревожили их. Огонь и страшный запах распугал всех хищников. Выставленные патрули не заметили движения и в раскинувшихся вокруг старых развалинах. Те не ожили ни звуком, ни светом. Но пустота внутри не давала Мираю уснуть. Он застыл в закрытой нише одного из зданий на окраине, глаза невидяще ловили линии городского скелета.