Бутлегер и его пес. - Александр Башибузук Страница 38

«Плевать на людей, самое страшное, когда ты не уважаешь сам себя…»

Бенджамин Вайт младший.

Ровно на три дня я выпал из жизни — организм начал отчаянно сбоить, сказалось нервное напряжение и ранения. Горацио натаскал продуктов, и они вместе с Мораной творили шедевры за плитой. И вообще, чернокожий неожиданно поладил с русской ирландкой. А я только и делал, что спал, ел и пил. Мусичка придерживался сходного образа жизни со мной, а выгуливали его ночью.

Однако, очень скоро, я начал чувствовать, что ржавею, как та ненужная лопата. У меня очень странный организм, не упомню, чтобы я уставал от работы, но безделье доканывает меня очень быстро.

Размещенные объявления в газетах и остальные маячки для соратников, пока не дали откликов и я решил снова подбодрить макаронников сам, но для начала условился о новой встрече с Фредди Нейманом. Так сказать, чтобы прояснить обстановку, потому что газетчики несли полный бред в части ситуации с криминальным противостоянием итальянцев и ирландцев.

На этот раз мы должны были встретиться с Фредди в одной из пивнушек в Норт-Сайде. Стандартном для нынешнего времени заведении со стандартной публикой, замаскированным под обычную рабочую столовку. Грязно, еда скверная, пиво еще того хуже, обслуга неряшливая и грубая, публика еще того неряшливей и грубей.

Побродив вокруг и проверившись на предмет слежки, я зашел в заведение. За столиками хлебали жидкую похлебку несколько унылых, оборванных персонажей, несмотря на зимнюю пору, над потолком гудело несколько крупных мух. Возле входа во второй, полуподвальный зал, куда пускали только прошедших фейс-контроль клиентов, стоял здоровенный толстяк, скрестив могучие руки на объемистом пузе. Из кармана, замасленного, покрытом пятнами фартука торчала рукоятка мясницкого секача, а на красной, обрюзглой роже, застыло презрение ко всему окружающему.

Я поглазел на зал и неспешно направился к толстяку.

Громила смерил меня презрительным взглядом с ног до головы и проревел басом:

— Ты кто еще такой?

Очень ожидаемо, Фингал Хили, вышибала в заведении Патрика Уолша, по прозвищу «Сахарная голова», меня не узнал, хотя мы с ним были довольно хорошо знакомы.

Я в ответ пару секунд помедлил, а потом растянул губы в своей фирменной кривой ухмылке.

Толстяк вдруг вытаращил на меня глаза и ахнул:

— Святой Кириан, Бенни, это ты?

Я убрал ухмылку с лица:

— Нет, Святой Бабай…

— Идем, идем… — бурно забеспокоился Фингал. — Патрик у себя.

Я прошел за ним вниз по лестнице и по узенькому коридорчику, Хили остановился возле едва заметной в темноте двери, почтительно стукнул по ней костяшками пальцев, дождался пока ответят, после чего пропустил меня вперед.

За большим столом сидел широкоплечий мужик в потертом твидовом пиджаке, на его огромной башке, действительно похожей на сахарную голову, криво сидел маленький котелок, а на мускулистые предплечья были натянуты бухгалтерские нарукавники.

— Какого хрена ты приволок сюда этого доходягу? — Маленькие глазки прищурились, похожая на печеную картофелину физиономия, гневно скривилась.

— Босс… — Хили покосился на меня. — Это же…

— Заткнись… — Уолш выставил вперед раскрытую ладонь, озадаченно хмыкнул, после чего выбрался из-за стола и семеня маленькими ножками, подошел ко мне.

Патрик Уолш, по прозвищу «Сахарная голова» был карликом, но ни один здравомыслящий человек в Чикаго не посмел бы посмеяться над его физическими недостатками. А фрагменты тех, кто осмелился, уже давно сгнили на свалках. Такого свирепого, хитрого ублюдка еще надо было поискать. Патрик, как и я промышлял бутлегерством и так же, как и я умудрялся сохранить свою независимость. Мы никогда с ним не враждовали, но особо близкими отношениями тоже нельзя было похвастаться. Взаимное уважение и партнерство по необходимости полностью устраивали обе стороны.

— Так, так, так… — Сахарная голова еще раз хмыкнул, а потом широко расставил ручищи и обнял меня на уровне пояса, выше он просто не мог достать. — Бенни, черт побери, как же я рад, что макаронники не смогли тебя отправить к Балору.

Балор — одно из божеств языческого кельтского пантеона.

— Я тоже рад, Патрик… — я похлопал его по широченной спине.

— Ах, что же это я, — Уолш вернулся за стол и вздернул в руке большую бутыль, заткнутую кукурузным початком. — Присаживайся, Бенни, пропустим настоящего ирландского пойла. Не переживай, у меня ты как у Святой Бригитты за пазухой, ни одна итальянская тварь сюда не посмеет сунуться. И рассказывай, рассказывай…