Интервенция - Игорь Валериев Страница 36

— Здравствуйте, Симон Аршакович Тер-Петросян, меня зовут Тимофей Васильевич Аленин-Зейский. Именно мою супругу и ребёнка вам поручил убить Ульянов Владимир Ильич, — я посмотрел на Камо, который сидел на стуле и бессмысленным взглядом смотрел перед собой, руки его были скованы наручниками сзади. — Я тут узнал, что вы изображаете из себя сумасшедшего, невосприимчивого к боли, надеясь избежать петли. Вынужден огорчить вас, есть решение консилиума уважаемых врачей, которое признаёт вас лицом симулирующего заболевание душевнобольным.

Я сделал паузу и посмотрел на кумира моего детства, там, в прошлом-будущем, а теперь в этом мире, смотрел на человека, который чуть не убил мою семью. От которого пострадал мой тесть, с трудом выкарабкавшийся с того света после ранения. Но злости, как ни странно, не было. Было любопытство.

— Вы все ещё живы, Симон Аршакович, только потому, что я лично попросил императора сохранить вам жизнь до тех пор, пока я не переговорю с вами. А так, приговор вам вынесен, осталось только привести его в исполнение, — продолжил я.

Заключённый всё так же молчал, уставившись в одну точку перед собой.

— Вы думаете, что я вас провоцирую. Отнюдь нет. Понимаете, Камо, любого нормального человека, когда ему причиняют боль, а тот пытается показать, что ему не больно, выдают глаза. Да, вы можете заставить, так сказать, молчать на боль своё тело, контролируя его, но ваши зрачки выдадут вас, расширившись. С ними вы ничего поделать не сможете. Это и написано в заключении. Если вы продолжите изображать из себя душевнобольного, то вас завтра повесят, — я замолчал.

Заключённый так же молчал, и меня это стало раздражать. Кумир кумиром, но он чуть не убил моих любимых и дорогих людей, и, видимо, тоже относится к породе фанатиков. Ну, да и чёрт с ним. Были у меня кое-какие задумки в отношении профессионального революционера Камо. Не получилось. А на нет, и суда нет. Точнее, суд уже состоялся и приговор вынесен.

— Что же, Симон Аршакович, разговора не получилось. Посему, покидаю вас. Завтра приговор приведут к исполнению, — с этими словами я развернулся и пошёл на выход из камеры для допросов.

Подойдя к двери, постучал. Откинулась заслонка дверного глазка, потом захлопнулась, и заскрежетал ключ в замке. Камо сидел в подвальном помещении Приоратского дворца, которое после поимки и содержания Уоллера-Ашетта было переоборудовано под камеру для допроса, а рядом ещё несколько помещений для содержания особо важных, можно сказать, противоцарских преступников.

Вот я и не выдержал, на второй день после приезда спустился вниз, чтобы поговорить с Тер-Петросяном. Перед этим ещё вчера определив с императором возможность его использования в наших целях, чем очень сильно удивил Николая. Тот подумал над моими предложениями и дал добро на сегодняшний разговор. Но диалог не состоялся, поэтому сегодня Камо по одному из вариантов развития событий отправят в Петропавловку, и там завтра повесят.

Да… Дела мои, делишки! Первым был Пилсудский, потом английское королевское семейство, дальше семейство Романовых, а теперь Савинков, Камо. Так и до других товарищей дойду, тем более, должок имеется. Мои размышления прервала открывающаяся дверь, и в этот момент я услышал за спиной:

— Что вы хотели от меня услышать?

Я повернулся и посмотрел на Камо, взгляд карих глаз которого стал острым и пронзительным.

— В принципе, ничего. Просто я знаком с вашей революционно деятельностью и не могу для себя понять, почему вы, Симон Аршакович, согласились стать убийцей женщины и ребёнка? Это же не ваши методы.

Тер-Петросян опустил голову, уставившись в пол, и глухо произнёс:

— Партийная дисциплина. Мне отдали приказ, я обязан его был выполнить.

— Спасибо, за правдивый ответ. Прощайте.

— И это всё, что вы хотели узнать?! — голос Камо, которым он задал вопрос, выражал огромное удивление.

— Всё, Симон Аршакович. И благодаря этому интересу, вы прожили чуть подольше. А про деятельность вашего ЦК РСДРП мы многое знаем. Например про то, что на деньги, полученные от полковника Акаси Мотодзиро, собираются закупить оружие для организации вооруженных восстаний в Польше, Финляндском княжестве и Баку нам известно. И мы этого не допустим. То, что одним из условий получения денег от японцев было покушение на мою семью, предполагаю. Но думаю, что так оно и есть. Ваш Старик пойдёт на сделку с сатаной, лишь бы свершить свою революцию, — я глубоко вздохнул, так почувствовал, что гнев начинает охватывать меня.

Сделав ещё пару вздохов-выдохов, успокоившись, дал знак одному из «ангелов», который охранял заключённого, закрыть дверь снаружи и продолжил:

— Могу вам пообещать, что в очень скором времени вашим товарищам придётся выбирать новый центральный комитет, так как товарищи Ульянов, Аксельрод, Ленгник, Мартов и Плеханов скоропостижно скончаются. Кто утонет, кто повесится, кто пулю в висок себе пустит, кто упадёт неудачно и шею сломает. Я тут раздумывал и о дальнейшем существовании членов семьи этих товарищей. Рассказал, что мы будем делать с ними Борису Викторовичу Савинкову, и вы знаете, тот проникся и даже пожалел, что этого не увидит.

— Почему не увидит? — перебил меня Камо.

— Он, имея британский паспорт на имя Чарли Гильберта, доставил в Порт-Артур семьдесят пудов тротила под видом «Мыло Pierette». Понятно, для каких целей. Его боевая группа должна была совершить диверсии на наших броненосцах. Руководили этой операцией и финансировали офицеры Японского Генерального штаба. Вот Бориса Викторовича с подельниками, а также с японскими шпионами и расстреляли больше месяца назад в Порт-Артуре. Там много кого расстреляли. Не надо Родину и народ свой предавать во время войны.

— У профессионального революционера нет Родины, — тихо произнёс Камо.

— Понятно. Тогда моё предложение пропадёт втуне. Ещё раз прощайте, — я вновь повернулся к двери, чтобы постучать в неё.