Друг и лейтенант Робина Гуда - Анна Овчинникова Страница 35

Я ясно представил себе эту битву двух характеров — дочери пленного крестоносца и командира наемников. Битву, не менее ожесточенную, чем недавняя битва с мародерами, и закончившуюся поражением обеих сторон.

Конечно, у Моллара не было денег, которые он обещал Катарине. Однако он не сомневался, что, дав «залог любви», дочка Ли все равно выйдет за него замуж, чтобы избежать позора. Без выкупа Ричард Ли, скорее всего, никогда не вернется домой, и командир наемников станет полным хозяином Аннеслея. Большинство девиц, оставшихся без защитников, так и поступили бы — из стыда, отчаяния, страха огласки...

Большинство, но не Катарина.

— Он получил от тебя, что хотел, а после заявил, что у него нет денег?

— Да, — прошептала она.

— И? — я знал, что ей нужно закончить рассказ, чтобы очистить рану от гноя.

— И тогда я поскакала в Йорк. Я гнала коня всю дорогу туда и обратно, но успела к сроку... А д-д-де Моллар...

Я крепче обнял ее, потому что ее вдруг заколотила дрожь.

— Он мертв, Катарина. Забудь о нем.

— Забыть?! — она резко приподнялась, пытаясь заглянуть мне в лицо. — Забыть?!! Из-за него я попаду в ад. Из-за него на нашу семью лег позор. Из-за него... — она вдруг по-девчоночьи шмыгнула носом. — Из-за него я даже не постыдилась лечь с тобой, лесное отродье, потому что где одно пятно — там и второе!

Сперва я просто онемел от такого заявления, но моей ярости хватило только на короткий миг. Пока я не вспомнил, в каком веке нахожусь.

Здесь действовали другие правила и другие нравы. Здесь девушку, выходящую замуж, если она оказывалась «порочной», могли вышвырнуть за порог, как грязную тряпку, а в случае огласки позор ложился на весь ее род. Здесь недремлющая церковь объявляла ее прелюбодейкой и сулила на том свете еще более страшные кары, чем те, которые ожидали ее на этом. И Катарина верила в незыблемость этих правил.

— Значит, ты легла со мной только потому, что семь бед — один ответ? — мой вопрос невольно сочился горьким сарказмом, хотя я всем нутром чувствовал — нет, все было совсем не так.

«Порочная» дочь крестоносца, темное пятно на сияющей славе древнего рода Ли, легла на грязный тюфяк с бродягой-аутло вовсе не оттого, что ей нечего было терять. Так же как я взял ее не потому, что подвернулся удобный случай и мне нужна была женщина не меньше, чем ей — мужчина. В этой нищенской хижине мы не просто «занимались любовью», мы — любили...

Но Катарина не успела ответить на мой вопрос. Дверь внезапно распахнулась настежь, как под ударом ноги, и через порог шагнул Олифант. Широкоплечему саксу пришлось повернуться боком и отцепить рукоять своего бердыша от косяка, чтобы попасть в хижину, — а уже на следующем шаге он замер, молча уставившись на нас. А мы, привстав, воззрились на его силуэт, почти целиком заполнивший дверной проем.

Ошеломленное молчание длилось пару секунд, после чего от порога донесся утробный рык, и я, вскочив, приготовился к драке. Какого дьявола я оставил арбалет у входа? Если мне не удастся добраться до него, мои шансы в этой схватке будут невелики. Ха, всю жизнь мечтал драться, в чем мама родила с богатырем, облаченным в кольчугу и имеющим при себе бердыш!

Но на рык Олифанта почти сразу ответил тонкий вопль Катарины, которая тоже взвилась на ноги, прикрываясь шкурой:

— Убирайся отсюда! Вон! ВОН!!!!

Олифант шумно вдохнул, так же шумно выдохнул, словно готовящийся к атаке бык... Повернулся и стал протискиваться обратно за дверь.

— Я подожду снаружи, госпожа! — в этих словах содержалась потрясающая смесь почтительности и угрозы.

Было ясно, что Олифант и в самом деле будет ждать снаружи хоть до скончания века — или до тех пор, пока Ричард Ли сам не явится искать свою дочь.

Дверь за телохранителем Катарины с грохотом закрылась, и мы принялись торопливо одеваться, путая в темноте ее и мои предметы одежды и помогая друг другу затягивать тесемки и застегивать крючки.

К тому времени, как мы очутились на улице, мы уже опомнились от неожиданности.

— Хочешь поехать в замок? — спросил я Катарину.

— Н-нет.

Даже ее отваги не хватило, чтобы, как ни в чем не бывало продолжить путь в Аннеслей, но хватило, чтобы наотрез отказаться сесть на лошадь и пойти со мной рядом пешком, с непокорно поднятым подбородком.

Мне очень хотелось обнять ее за плечи, но я понимал: подобный жест может обернуться большой бедой не только для меня одного. Поэтому я соблюдал предложенную ею дистанцию, чувствуя спиной яростный взгляд Олифанта, который вел под уздцы буланого своей хозяйки. И все-таки, проходя мимо амбара, на обломках которого огонь продолжал ожесточенно бороться за жизнь, я не удержался — дернул Катарину за руку и ободряюще ей подмигнул. Она отвернулась, прикусив губы, пряча то ли их дрожь, то ли улыбку.

Дождь совсем прекратился, мы шли мимо сгоревших и полусгоревших развалин по липкой черной грязи. Ветер тоже почти утих, воздух был пропитан запахом мокрой гари и влажных листьев близкого леса, а вскоре до нас донеслись восхитительные ароматы жарящегося мяса.

Под чудом уцелевшим навесом был разложен большой костер, в который, похоже, пошло все, что еще оставалось в деревне несгоревшего и сухого. Над костром жарились две большие свиные туши, вокруг на чурбаках и бревнах сидели вольные стрелки — и Ричард Ли, за спиной которого сбились в темную кучу жители деревни: десятка три мужчин, женщин, испуганных молчаливых детей. Они пристроились, где попало, на каких-то мешках и рогожах, даже на земле; одна из женщин тихо плакала, покачивая обмякшее тело маленького ребенка. Кажется, скверная ночь стоила деревне как минимум одной жизни...

Но поодаль, у остатков сгоревшего дома, я с мрачной радостью заметил небрежно сваленные друг на друга трупы убитых наемников, которых было не меньше дюжины. Недешево же обошлась любителям ночных увеселений нынешняя пирушка!

Лишившиеся хозяев кони, привязанные к дальним столбам навеса, топтались и пофыркивали, но все равно сидящие у огня сперва услышали и только потом увидели наше приближение. Вольные стрелки взялись за луки и настороженно уставились в темноту, Ричард Ли положил ладонь на рукоять меча.

Когда мы с Катариной ступили на полотнище света, а вслед за нами показался Олифант, аутло мгновенно оценили картинку.

Барсук быстро перекрестился, Дик с Биллом длинно присвистнули, Робин красноречиво приподнял брови, Аллан-э-Дэйл благоговейно протянул: «Оооо!»

Это «оооо» с роковой неизбежностью предвещало грядущую балладу, и я хотел показать менестрелю кулак, но споткнулся, получив в спину могучий тычок Олифанта.

— Не делай так больше, — негромко, но веско проговорил я, обернувшись к богатырю.

Тот отвел глаза, что-то неразборчиво проворчал и потянул лошадь под уздцы к своему господину.

Катарина, по-прежнему с высоко поднятой головой, тоже прошагала на другую сторону костра и села рядом с отцом — олицетворение гордой, почти неземной отрешенности.