Зона бабочки - Алексей Корепанов Страница 34

Он замер на диване, и книга выпала у него из рук. Он не узнавал свою комнату. Под затянутым каким-то туманом потолком зловеще мерцали багровые огни, подобные глазам чудовища… Телевизор превратился в бесформенное черное пятно… нет, в черный тоннель, в глубине которого шевелились бледные медузообразные сгустки… Часть стены под книжной полкой ходила волнами, и проступали на ней неведомые слабо светящиеся знаки. Серые тени ползали по полу, спиралями завивались вокруг ножек стола. Лиловым светом разгоралось окно, и листва деревьев за окном, июньская листва, обернулась тысячами мохнатых шевелящихся лап. И доносились отовсюду тяжелые вздохи, и то и дело раздавался тонкий-тонкий свист…

Он повернул голову к двери, ведущей в прихожую, — и задохнулся, и сердце его превратилось в готовую вот-вот взорваться гранату. У двери парила над полом почти прозрачная женская фигура. Вместо фотопортрета на стене, на котором запечатлено только лицо, — женская фигура. Мама… Мама, умершая далеко отсюда много лет назад… И чья-то темная тень в углу, сгусток мрака, кто-то приземистый, истекающий злобой…

Мама…

Он чувствовал, как горячими толчками бьется в виски взбесившаяся кровь.

Значит, мама всегда здесь, рядом?…

— Да, мы всегда рядом. — Чей-то бесцветный голос, казалось, прозвучал прямо в его голове. — По-другому и не может быть…

Он резко обернулся. В только что пустовавшем кресле у окна сидел человек… или не человек? Нечто туманное, подобное облачку, — и проступало из тумана лицо.

Он узнал свое собственное лицо…»

Гридин споткнулся на этой строчке и бросил взгляд на двойника. Тот сидел, раскинув руки на спинке скамейки, и смотрел на приклеенное к небу светило. Девушка легонько потирала ладонью свою бабочку.

«Он хотел что-то сказать, но не смог произнести ни слова — губы его словно смерзлись, склеились и совершенно не слушались его.

— Мы пытаемся общаться с тобой, — продолжало нечто с его лицом, — но ты нас не слышишь. Только иногда, во сне, — да и то забываешь при пробуждении… Людям свойственно забывать…

И он вспомнил. Клочья… обрывки… тени теней… Нечто эфемерное, ускользающее, растворяющееся — стоило только проснуться… Да, оставались какие-то следы, что-то слегка царапало душу… Невесомый осадок… Запотевшее стекло… И исчезало в безжалостном утреннем свете.

— Да… — наконец-то сумел выдавить он из себя. — Помню…

Какое-то движение возникло в воздухе под потолком — заструилось там что-то серое, клубящееся, потянулось к окну, — и окружающее в один-единый неуловимый миг вернулось в обычное состояние. Словно выключили свет.

Он сидел на знакомом диване в знакомой до мелочей комнате — и на полу у его ног лежала книга. „Воронка Шеррингтона“ вновь работала — все обрело привычные черты…

* * *

— …еще раз, пожалуйста… Прошу вас!

— Нет, — коротко и жестко сказал колдун.

— Но почему? Я заплачу… Называйте любую сумму!

— Нет, — непреклонно повторил колдун. — Деньги здесь ни при чем. В каждом деле есть свои законы, которые нельзя нарушать.

— Поймите, я страшно одинок. — Он умоляюще прижал руки к груди. — Я хочу общаться с ними.

— Лучше общайтесь с людьми, — посоветовал колдун, аккуратно стряхивая в пепельницу пепел с кончика длинной тонкой сигареты.

— Я не желаю общаться с людьми, — глухо процедил он сквозь зубы.

Колдун развел руками:

— Ничем не могу помочь. — Он струей выпустил дым в потолок и добавил: — Попробуйте все-таки… с людьми.

* * *

Теплая вода ласкала тело, ванна была полна почти до краев, дверь нараспашку — и бритва в руке.

„Скоро я буду с вами…“

Вода медленно окрашивалась в красный цвет. Нет, это отнюдь не запрещающий сигнал светофора — это сигнал скорого преображения и приобщения к тем, иным, что всегда незримо находятся рядом…

Ему было приятно и легко. Кружилась голова и чуть-чуть шумело в ушах.

Близился миг перехода…

* * *

…Темнота… Темнота… Неподвижная вечная темнота, в которой никогда не сможет зародиться ни единого проблеска. В этой темноте невозможно ничего… Ничего и никогда…

Он не предполагал, а совершенно точно знал каким-то новым запредельным знанием, что обречен без движения пребывать в этой страшной темноте до скончания всех веков — без надежды на хоть какие-нибудь перемены. Навсегда — в темноте. И в бесконечном одиночестве.

И чудился ему иногда еле слышный шепот, сочащийся сквозь застывшую плоть темноты небытия. Невнятный шепот иных, которых он никогда не увидит:

„Мы тебя не звали… Не звали…“

И он бессилен был хоть что-то изменить.

И не было надежды.

„Не звали…“»

Герман вновь поднял голову и посмотрел на двойника. И поймал его внимательный взгляд.

— Ну что? — спросил двойник. — Послушаешь мои комментарии?

Гридин даже не заметил, как листки пропали из руки. Просто пропали, будто их и не было.

Он покосился на девушку. Вид у нее был такой, словно она только что съела лимон.

— Комментарии я послушаю, — сказал он. — Только сиди, где сидишь. Хотя мне, в общем-то, и без комментариев понятно.

Двойник убрал руки со спинки скамьи и сделал движение вперед, словно собираясь подняться. Но не поднялся, а так и остался сидеть, подавшись к Гридину.

— И что же тебе понятно без комментариев? — спросил он.

— Мне отключили эту «воронку Шеррингтона». И теперь я вижу то, что человек обычно не видит. Кошки шипят на пустое место, собаки хвосты поджимают… Они — видят, вероятно. А человек не видит.

Он подумал, что тут явно не обошлось без шамана. Сибирский народный умелец каким-то образом покопался в его, Гридина, мозгах и заткнул «воронку Шеррингтона» тряпкой.

Хотя шаман мог быть тут и вовсе ни при чем. Просто — влияние зоны. Хорошее объяснение, универсальное, пригодное для любого случая. Что за девчонка? Зона. Почему двойник? Зона, дружище, зона. Так уж она, брат, устроена.

Почему устроена именно так, чем или кем устроена — неважно. И вообще, ничего не важно, кроме задания. Между прочим. Так что поговорили — и хватит.

Герман открыл было рот, собираясь сказать двойнику: ариведерчи, мол, приятель. Но двойник его опередил.

— Тебе «воронку» не отключили, — раздалось со скамейки. — Тебе ее подрегулировали. Ты думаешь, где ты сейчас? Вот здесь, в парке? — Двойник отрицательно поводил из стороны в сторону вытянутым указательным пальцем. — Отнюдь. Нет тут никакого парка. И ее нет… — Он мотнул головой на Иру. — И меня нет. И цели твоей тоже нет. На самом деле ты бродишь по кругу в пустой запертой комнате. Это в лучшем случае. Или просто лежишь… и видишь сны… Тебе нужно это понять — тогда и ходить никуда не придется. Это просто эксперимент. А ты — подопытный кролик.