Скважина №9 - Дмитрий Резаев Страница 34

– Такое возможно? – засомневался Лаймон. – Когда он остановил двигатели всех наших трех коптеров, я подумал, что перед нами карающий ангел Господень.

– С Малышом все возможно. Но куда он после этого исчез?

– Может, он решил использовать объект самостоятельно, не передавать его клиенту?

– У него контракт со Стерном. Малыш так поступить не мог. Он воспитан на охотничьих принципах. Это тебе не Борг.

– Есть какие-нибудь еще дополнительные способы связи с ним?

– Есть, – неохотно признался Хуч, – один. Но я боюсь его использовать.

– Почему?

– У меня дурное предчувствие. Ладно. Делать нечего.

Хуч повернулся к компьютеру и стал перебирать по монитору пальцами.

– Вот, – сказал он, – это наш с Малышом личный контакт на случай смерти одного из нас. При остановке сердца автоматически включается маяк, позволяющий определить местонахождение тела. Если нажать вот сюда, то можно проверить, жив он или мертв, а если мертв, то где находится. Нажми ты.

Лаймон с удивлением посмотрел на босса. Железный Хуч, Старший, выглядел слишком бледным. И причиной тому было не сотрясение мозга и не двукратное фиаско Охотника. Он испытывал к Малышу какие-то сентиментальные чувства, что для Охотника считалось абсурдом. Эмоции мешают делу. Нажимая на указанную иконку, Лаймон подумал, что Старший сдал и что недалек тот час… Но он тут же отогнал эту мысль. На экране вспыхнула карта, а на ней, недалеко от Шандольского леса, заплясал красный огонек.

Хуч прикрыл глаза. Он думал о Малыше, которого когда-то подобрал на улице в тот момент, когда он отправил на тот свет восьмерых двадцатилетних подонков, которые в небольшом тупичке хотели сделать из него живую мишень. Они поставили его к стенке и забрасывали пивными бутылками. Его поразила спокойная ненависть Малыша, его желание защитить свою жизнь любой ценой и презрение к противнику любой весовой категории. Четыре года назад… Всего за четыре года Одиночка мог стать Лучшим. Хуч верил, что Малыш взял Смита. Но потом что-то случилось. Что-то, что привело к гибели мальчишку, который слишком хорошо умел играть во взрослые игры.

– Как рука? – спросил он Лаймона.

– Повязку уже можно снять. Я, в общем, ее ношу, чтобы косить от дежурств.

– Тогда собирайся. Поедем, заберем Малыша. Там же найдем и след Смита. Когда будем его брать, не забудь мне напомнить о контракте, иначе я за себя не ручаюсь.

Лаймон поднялся, сбросил с плеча повязку и чуть подвигал рукой.

– Нормально.

Боль, заставившая его вспомнить о реальности, была такой невыносимой, что он потерял сознание в своем небытии, почти у самого входа в пресловутый туннель. И как следствие очнулся.

Остро пахло сосновыми иголками и дымом. И еще чем-то терпким, щекочущим ноздри. Смит не выдержал и чихнул, несмотря на то, что чихание вызывало боль во всем теле, он чихал и не мог остановится.

– Это хорошо, – услышал он мелодичный женский голос. В далеком уже забытом детстве отец брал его с собой на рыбалку. Ловить он не мог, но отец снимал с одного из сторожков особый малиновый колокольчик, и Смит (тогда его, кажется, звали подругому?) играл с ним. Ему казалось, что колокольчик разговаривает с ним на непонятном, но таком приятном языке. Словно нежная ладошка ласкала барабанные перепонки. Остальные колокольчики трещали, как сварливые старухи на базаре. А в звоне этого чувствовалась какая-то осмысленная связанность. И вот теперь он снова услышал его, но теперь отлично понимает все, что колокольчик хочет ему сказать.

– Это хорошо, что ты чихаешь. Это очень хорошо.

В ноздри ударил тот самый терпкий запах, который сначала ощущался едва-едва, а теперь был совсем близко. Смит открыл глаза. Перед ним плавала дымящаяся глиняная плошка. Только теперь он почувствовал, как распух у него во рту язык, как саднит горло. Он приподнял голову и стал жадно пить, обжигаясь и не чувствуя этого. И сразу его окатило будто волной, состоящей из тысячи маленьких иголочек. Волна несколько раз прокатилась от пяток до макушки, каждый раз наполняя его новыми ощущениями: расслабление, напряжение, легкость, упругость, ломота.

Плошка исчезла. Теперь Смит мог рассмотреть своего колокольчика. Им оказалась девушка, чуть больше двадцати лет. Длинные, до пояса, черные волосы были стянуты у затылка. Высокие скулы, огромные серые глаза и черные брови вразлет. Широкие плечи, невидимая талия и узкие бедра. Она была бы похожа на спортсменку, если бы не бесформенный балахон, перетянутый какой-то непонятной бечевкой. В привязанных к бечевке ножнах застыл нож с самодельной рукояткой. Она смотрела на него спокойно, как врач на пациента.

– Я думала, ты совсем собрался уходить. Ты не против, если я твой «Дестер» присвоила?

– Э-э…

Она пожала плечами:

– Впрочем, от тебя это все равно не зависит.

– Э-это… не мой «Дестер», – наконец удалось выговорить Смиту.

Ее бровь выгнулась, как только что проснувшаяся кошка.

– Надо же. А я думала, ты городской мальчик.

– Я тоже… так думал.

Смит попробовал улыбнуться. Она присела на что-то, на что, Смит не видел.

– Жаль. Я так понимаю, ты в бегах?

Смит едва заметно кивнул.

– Вот черт, а я-то думала, с городского мальчика срезать деньжат за лечение.

– У… меня… в кармане…

– Эти я уже забрала. Богатый мальчик.

Смит попытался встать. Грудь стягивала тугая повязка.

– У тебя сломаны ребра и разбита в нескольких местах голова.

– Сколько я здесь?

– Два дня. Странно, что ты так быстро очнулся.

– «Дестер» все еще там?

– Как же, – фыркнула она.

– Это хорошо, – Смит уже сидел.

– Его ищут?

– Да.

– Пусть ищут. Он давно уже разобран на запчасти, а корпус отправлен на переплавку. У меня с этим быстро. Есть будешь?

Смит кивнул и огляделся. Он находился в просторной бревенчатой хижине. В узкое окно рвались ветви деревьев. Где-то в дальнем углу белела печь.

– Я ей давно не пользуюсь. В подвале генератор.

Смит разглядел вполне современную кухню с полным набором оборудования. Патриархальность непостижимым образом соединялась с современностью. Он заметил компьютер и деревянную кадку. На стене висело несколько топоров и бластер «Лайтлидер».

Помещение показалось ему слишком просторным для одной женщины.

– Как тебя зовут? – Спросил он.

– Армо. А тебя?

– Смит. Адам Смит.

– Ну да, как же я сразу не догадалась. Конечно, Смит. Кто же еще… Есть будешь?