Пески Марса. Земной свет - Артур Чарльз Кларк Страница 34

Гибсон уже заметил, что Земля всегда была «внизу», а другие планеты – «наверху», и ему рисовалась странная картина: длинный, спускающийся к Солнцу, склон, на котором на разной высоте расположены планеты.

– Честно говоря, я не понимаю, при чем тут Земля, – не отставал Гибсон. – В конце концов, речь идет не о лишнем месте в космолете. Я уже здесь. Им даже легче, если я не вернусь.

– Вы, конечно, не думаете, что такие здравые аргументы руководят теми, кто распоряжается там, на Земле, – возразил Хэдфилд. – Все должно пройти по инстанциям.

Обычно Хэдфилд не говорил о своих начальниках так беспечно. Гибсону стало приятно: это значило, что Главный ему доверяет, считает его своим. Сказать сейчас о двух других заботах – проекте и Айрин? Похлопотать об Айрин он обещал, но лучше сперва поговорить с ней самой. Да, предлог хороший, и можно отложить разговор с ее отцом.

Он откладывал так долго, что упустил инициативу. Айрин поговорила сама – конечно, не без влияния Джимми, от которого Гибсон на следующий день получил полный отчет. Но, взглянув на своего подопечного, он и так понял, каковы результаты.

Хэдфилд был слишком умен, чтобы стать в позу оскорбленного отца. Он объяснил ясно и трезво, почему Айрин должна обождать до двадцати одного года, когда он и сам отправится с ней попутешествовать. Оставалось всего три года.

– Три года! – убивался Джимми. – Все равно что три жизни!

Гибсон глубоко ему сочувствовал.

– Даже удивительно, как быстро идет время! – сказал он.

Он хотел было прибавить, что, к счастью, годы на Марсе исчисляются по-земному и содержат триста шестьдесят пять, а не шестьсот восемьдесят семь дней, но удержался.

– Как вы думаете, – сказал наконец Джимми, – если я сам к нему пойду, что ему сказать?

– А почему бы не сказать все как есть? Говорят, иногда правда творит чудеса.

Джимми метнул на него обиженный взгляд. Он не всегда знал точно, смеется над ним Гибсон или нет.

– Вот что, – сказал Гибсон. – Пойдемте сегодня вечером к нему домой и все выясним. В конце концов, попытайтесь понять и его. Откуда ему знать, что у вас не пустой флирт? А если вы сделаете предложение, это совсем другое дело.

Ему стало много легче, когда Джимми согласился сразу.

Надо сказать, Хэдфилд совсем не удивился, когда увидел, кого привел к нему Гибсон. Айрин благоразумно исчезла. Гибсон, как только смог, последовал ее примеру.

Он ждал в библиотеке, рассматривая книги, и думал, сколько же из них успел прочитать хозяин дома, когда вошел Джимми.

– Мистер Хэдфилд хочет вас видеть.

– Как дела?

– Не знаю…

Когда Гибсон вошел в кабинет, Хэдфилд сидел в глубоком кресле и смотрел на ковер так пристально, словно видел его впервые. Он указал гостю на другое кресло.

– Вы давно знаете Спенсера? – спросил он.

– С тех пор, как отбыл с Земли.

– Вы считаете, за это время можно было узнать его как следует?

– Можно ли узнать человека как следует за целую жизнь? – парировал Гибсон.

Хэдфилд улыбнулся и в первый раз поднял глаза.

– Не хитрите, – сказал он. – Что вы на самом деле о нем думаете? Вы бы хотели такого зятя?

– Да, – без колебания ответил Гибсон. – Очень бы хотел!

Хорошо, что Джимми его не слышал, а может быть, и плохо – ведь тогда бы он узнал, что на самом деле чувствует к нему Гибсон. Хэдфилд выпытывал все, что возможно, и одновременно испытывал самого Гибсона. Тот должен был это предвидеть; но, к своей чести, он заботился только о Джимми. Когда Хэдфилд нанес главный удар, он был совершенно не подготовлен.

– Скажите, – резко произнес Хэдфилд, – почему вы так хлопочете о молодом Спенсере? Вы сами сказали, что знакомы с ним только пять месяцев.

– Да. Но когда мы уже несколько недель летели, я обнаружил, что учился в Кембридже с его родителями.

Хэдфилд поднял брови – по-видимому, удивился, что Гибсон не получил диплома. Но он был слишком тактичен и спросил о другом. Вопросы казались вполне невинными, и Гибсон простодушно на них отвечал. Он забыл, что говорит с одним из самых умных людей Солнечной системы, который по крайней мере не хуже его разбирается в человеческой душе. А когда понял, что случилось, было уже поздно.

– Простите, – с обманчивой мягкостью произнес Хэдфилд, – все, что вы говорите, не совсем убедительно. Я не хочу сказать, что это неправда. Вполне возможно, что вы так хлопочете о Спенсере потому, что хорошо знали его семью двадцать лет назад. Но вы слишком многого недоговариваете. И совершенно ясно, что все это трогает вас куда больше. – Он резко наклонился вперед. – Я не дурак, Гибсон. Человеческая психология – мое дело. Можете не отвечать, если не хотите, но, я думаю, вы передо мной в долгу. Джимми Спенсер – ваш сын?

Бомба взорвалась, все было позади. И в наступившем молчании Гибсон чувствовал только одно: насколько ему стало легче.

– Да, – сказал он. – Сын. Как вы догадались?

Хэдфилд улыбнулся. Кажется, он был доволен собой.

– Поразительно, как люди не видят себя со стороны! Думают, что ни у кого нет глаз! Вы с ним похожи. Когда я вас вместе увидел, я сразу подумал, что вы родственники.

– Как странно! – сказал Гибсон. – Мы были на «Аресе» три месяца, и никто ничего не заметил.

– Так ли уж странно? Они думали, что все о нем знают, а у меня не было предвзятого мнения. Скажите, Спенсер в курсе?

– Нет.

– Почему вы так уверены? И почему вы ему не скажете?

Допрос был беспощадный, но Гибсон не протестовал. Никто не имел такого права на эти вопросы, как Хэдфилд. А Гибсону нужен был человек, которому он мог бы все рассказать, – так же, как сам он был нужен Джимми.

– Лучше я расскажу все сначала, – произнес он, ерзая в кресле. – Когда я бросил университет, у меня был нервный срыв, и я почти год провел в больнице. Потом я вышел и потерял всякую связь с университетскими друзьями – они не очень стремились, да и я не хотел ворошить прошлое. Только через несколько лет я узнал, что было дальше с Кэтлин… с его матерью. К тому времени она уже умерла. – Он помолчал. – Я слышал, что у нее есть сын, но не обратил внимания. Мы всегда были – ну, осторожны… Во всяком случае, мы так думали. И я решил, что сын от Джеральда. Понимаете, я не знал, когда именно они поженились и когда Джимми родился. Я хотел все забыть и старался об этом не думать. Я даже не помню, пришло ли мне в голову хоть на минуту, что ребенок мог быть и мой. Вам, наверное, трудно поверить, но так уж оно есть… А потом я встретил Джимми, и все началось сначала. Сперва я его жалел, потом полюбил. Но я не догадывался, кто он. Я даже, помнится, находил в нем сходство с Джеральдом, хотя почти его не помню.

– А когда, – настаивал Хэдфилд, – вы открыли правду?