Дверь с той стороны - Владимир Михайлов Страница 33
Дверь с той стороны - Владимир Михайлов читать онлайн бесплатно
Думала она, конечно, не так отвлеченно. Она думала о себе и о своих чувствах. Ей было больно и обидно, но, способная к объективному мышлению, Зоя понимала, что любая боль сейчас лучше безразличия.
…Послышались шаги; кто-то из пассажиров пришел за своей порцией дистиллированной воды. Почему они приходили? Просто потому, наверное, что за время жизни многих поколений выработалась привычка считать, что отвечающие за какое-то дело разбираются в нем лучше остальных и принимают правильные решения. Признак здорового общества? Конечно, но отсюда только шаг до бездумности, и небольшой шаг.
Капитан постучал. Ему ответили, и он вошел.
Карачаров лежал, закинув руки за голову, и глядел в потолок. Увидев капитана, он не встал, а только приподнял голову и кивнул в сторону кресла. Капитан сел. Некоторое время они молчали, потом капитан заговорил.
– Так. Скажите откровенно: вы и в самом деле рассчитываете?..
Физик сделал неопределенную гримасу, дернул локтями – наверное, это должно было означать, что он пожимает плечами – и наконец ответил:
– Откровенно говоря, в ту минуту я не взвешивал, насколько это реально. Не могу видеть, как женщина плачет – по-настоящему, а не для протокола.
Капитан кивнул.
– Это тогда. А сейчас?
– Ну, – сказал физик, – это… э… да. Одним словом, я не уверен в том, что это невозможно. Все-таки большинство процессов в мире являются обратимыми – если отвлечься от второго начала термодинамики. Да и оно…
– Нам повезло, что вы оказались специалистом в этой области.
Физик приподнялся на локте.
– Будь я специалистом, я, наверное, поостерегся бы делать такое заявление. Нет, моя область – с другого края физики. Интегральность Вселенной – вот ее название. И если бы вы знали, к каким выводам я там пришел… Вот попаду на Землю…
Капитан моргнул. Что такое интегральность Вселенной – он, в общем, знал: предполагается – далеко не всеми, конечно, – что все в мире взаимосвязано, и хотя мы не всегда способны проследить связи, любое событие непременно сказывается тем или иным образом на всех частях мира. Так понимал Устюг – не совсем правильно, может быть, но все равно к их теперешнему положению это никакого касательства не имело. Он протянул:
– Вот как…
Карачаров усмехнулся.
– Вижу, вы разочарованы. Напрасно. Именно поэтому я надеюсь на успех: не зная, где он лежит, я буду искать даже в тех направлениях, которые специалисту показались бы запретными. Нередко ответ скрывается именно в таких вот закоулках.
Капитан помолчал, как бы примиряясь, хотя в его профессии дело обстояло иначе.
– Что нужно вам для работы?
– Какой компьютер стоит на корабле?
– Блок из четырех стандартных «Сигм».
– Не так уж и плохо. Если понадобится энергия, на что я могу рассчитывать?
– Практически вряд ли вы будете нуждаться в таких энергиях, какими мы располагаем.
– Люблю быть расточительным. Каков объем вашей кристаллотеки?
– Что-то около трех миллионов записей. В том числе и последние; нам передали даже протоколы заседаний, где решалась наша судьба.
– Ага. Сможете ли вы выделить на корабле место, если оно понадобится для экспериментов?
– Сейчас пассажиры во главе с нашим путешественником готовят для вас туристскую палубу. Если вам понадобится вся ее площадь, мы уберем энергетические переборки простым нажатием выключателя.
– Ну, может быть, они рановато начали… Я пока читаю: надо же мне хоть сориентироваться в той области, основы которой я собираюсь колебать!
– Людям нужно действовать. Иначе они будут сидеть, оплакивать свою судьбу и сходить с ума. Нельзя злоупотреблять их терпением: это одна из немногих вещей, которые у нас не синтезируются.
– А… я понял. Постараюсь. Хотя открытия, как вы знаете, не планируются.
– Желаю вам успеха. И – спокойной ночи.
Говоря это, Устюг пытался понять: только ли дела привели его сюда? Или – или он и в самом деле думал, что физик вдруг заговорит о Зое? Покажет, серьезно это у него, или…
– Благодарю за пожелание, – откликнулся физик. – Только вряд ли. Я чувствую себя так, словно весь этот корабль лежит у меня на плечах. Тяжело!
– Значит, – сказал Устюг уже с порога, – вы одной ногой влезли в мою шкуру.
Настал день, когда, подумав о том, что осталось позади, Истомин ужаснулся. К счастью, человек способен быстро забывать неприятное; иначе женщины давно бросили бы рожать, а литераторы – писать книги. Если бы заранее представить себе всю эту мороку – блуждания по плохо вяжущимся отрезкам фабулы, лихорадочную, сбивчивую диктовку, ужас при виде того, как выглядит это на ленте, кромсание текста и передиктовку, и еще, и еще раз, потом медленное прослушивание с диктографа уже отработанных глав и новая правка их, и где-то перед самым концом – ужас от того, что все получилось не так, как было задумано, – если бы Истомин помнил обо всем этом, то у него, пожалуй, недостало бы сил браться за новую работу.
К счастью, все быстро забывалось и оставалось лишь удовлетворение от мысли, что, работа – пусть вчерне, в первом, весьма еще несовершенном варианте – закончена, и сколько-то дней и месяцев прожито не зря.
Сколько именно – Истомин не мог бы сказать, потому что представление о времени было им давно потеряно. Лишь взглянув в зеркало и увидев в нем свое вытянувшееся и потемневшее лицо с фиолетовыми полумесяцами под глазами; он понял, что дней, верно, прошло немало. И кажется, он уже очень давно не видел Инны. Почему? Тут же он вспомнил, что, благодаря приказу капитана, ничто больше не связывало их, вспомнил – и впервые за все последние недели пожалел об этом. Вот сейчас ей следовало бы оказаться здесь: он пошел бы к ней, обнял и, устало улыбаясь, выслушал ее поздравления, и сказал бы, что она, сама того не зная, немало помогла ему в работе. Но ее не было…
Впрочем, стоит ли жалеть?
Он покосился на стол. Рукопись лежала там, отпечатанная диктографом на тонкой блестящей пленке – плотная, монолитная, убедительная. Кружилась голова, и хотелось есть. Писатель улыбнулся. Ему было весело, подмывало пройтись на руках. Потом – он знал заранее – ему захочется спать, спать и спать, а на кофе он долго не сможет смотреть – столько его выпито за это время.
Но прежде всего надо было подойти к кому-нибудь и сказать, что он кончил большую половину работы и книга, кажется, получилась. Писатель чувствовал, что эта радость не может принадлежать ему одному.
Не сиделось на месте, и вдруг стало тягостным одиночество, за которое он все эти дни благословлял судьбу.
Желтый свет казался администратору круглым. Круглый свет, белый потолок и – если скосить до отказа глаза – часть двери; вот все, что осталось ему от многообразия мира. И время, неподвижное время, остановившееся раз навсегда. Это была не жизнь и не смерть; наверное, так чувствуют себя зимой деревья, покрытые белым снегом, оглушенные морозом. Администратору чудилось, что и он стиснут морозом, и соки в нем прекратили движение.
Жалоба
Напишите нам, и мы в срочном порядке примем меры.
Comments