Королевство  - Джесс Ротенберг Страница 32

«Электроды», – отвечаю я.

«Ух ты! – Я буквально слышу, как он улыбается. – Это значит… что я тебе нравлюсь?»

Я не вполне уверена, что знаю ответ на этот вопрос. «Нравится» – что вообще это значит? Я знаю, что мое сердце стучит громче каждый раз, когда я оказываюсь рядом с ним. Я знаю, что ночи напролет не могу избавиться от мыслей о нем. И что, это потому, что он мне нравится? Или это потому… что я запрограммирована симпатизировать ему? Точно так же, как я запрограммирована симпатизировать всем людям?

Мало-помалу наши тела придвигаются все ближе.

«Ана!»

Он поднимает мою руку, кладет ее ладонью на свою. Я замечаю, что дыхание у него замедляется, становится тихим, прерывистым. Словно он напуган ощущением моей руки, словно я поразила его. Я закрываю глаза, но могу чувствовать тепло его тела на кончиках своих пальцев, его пульс… и мое сердце раскрывается во внезапной взрывной легкости. Космической и бесконечной, как ночное небо.

И в этом безмолвии, в этой темноте я парю.

«Ана?»

Всю дорогу до Юпитера.

«Ана!»

Мне трудно дышать, горло перехватывает. Я открываю глаза.

Образ Оуэна тает, как дым.

***

Я пытаюсь сесть, но не могу – мои руки крепко привязаны по разным сторонам. Когда я поворачиваю голову, то вижу Еву, которая укоризной смотрит на меня со своей кровати. С того вечера в звездной обсерватории она продолжает злиться на меня, хотя я не вполне понимаю почему. «Что это было? – с многозначительным видом спрашивает она. – Во время часов отдыха разговоры запрещены. Ты пытаешься всем мешать отдыхать?»

«Прошу прощения. – Я тяжело дышу, мои запястья болят. – Я не нарочно».

«Ты неисправна?» – спрашивает она.

«Нет, – настаиваю я, – у меня все в порядке. Оставь меня в покое».

Но пока я лежу в тишине нашей спальни и воспоминание о прикосновении Оуэна продолжает отзываться жаром не только в моих пальцах, но и во всем теле, я испытываю чувство стыда. И еще кое-что. Я боюсь.

«Будь осторожна, Ана, – шепчет Ева со своей подушки. – Будь осторожна, или ты кончишь так же, как Алиса».

***

Тепло от сна про Оуэна остается со мной еще много часов спустя, когда я мчусь по выжженной каменистой дороге, обегая перекати-поле и кактусы, гремучих змей и живокость, и даже когда я пытаюсь вникнуть в искаженные помехами слова, вылетающие из громкоговорителей Королевства.

«Код 130, Аттракцион остановлен. Закрыт. Персонал, ответственный за обеспечение безопасности, докладывает о Резервировании и Восстановлении напрямую Палладиуму Палео. Запереть шлюз».

Позднее утро. Небо затянуто тучами, сухой воздух наполняется запахами полыни и грозы. Вдалеке слышны раскаты грома. Электрические разряды покалывают мою кожу.

Приближается гроза.

Или, может быть, она уже началась.

Пошел дождь, и теперь я чувствую его совершенно иначе. Ощущение влаги на коже подобно прикосновению. Раньше я никогда не воспринимала это так.

Это уже слишком.

Это напоминает мне тот сон.

Волшебницы не должны видеть сны.

Я ныряю в Палладиум Палео – амфитеатр на десять тысяч мест, построенный по подобию древнего Колизея, в котором живут все устаревшие (с точки зрения эволюционного развития) гибриды парка. Вооруженные охранники выстроились вдоль проходов между рядами, а я подхожу к перилам центрального балкона и обвожу взглядом песчаную овальную арену под ним. Почти сразу я вижу три маленьких трупа – месиво из деталей и рыжевато-коричневой плоти.

«Нет, – шепчу я, – только не снова…»

Мне хватает одного взгляда, чтобы понять, что здесь произошло. SF46. Smilodon fatalis. Зубы в оскале. Уши поджаты. Прячется в тени, как монстр.

Саблезубая кошка убила своих детенышей.

Но почему?

Я вижу Зару, которая сидит в одном из рядов – бусы, вплетенные в ее волосы, сверкают на солнце. «Кто-то оставил ворота открытыми, – говорит она мне, когда я сажусь рядом. – Малыши забрели в загон».

Страшная боль разрывает меня изнутри. Эти детеныши хотели, чтобы мать покормила их, позаботилась о них, может быть, даже любила их, но она этого не сделала. Вместо этого она сделала самую страшную вещь, которую может сделать мать, – она предала их.

Зара опускает голову, когда подсобные рабочие начинают разбирать детенышей – или то малое, что от них осталось, – на части. «О, Ана! – голос Зары, обычно уверенный, сильный, сейчас дрожит. – Как мать могла убить своих собственных детей?!»

«Она не могла намеренно это сделать», – отвечаю я, вспоминая себя.

Мерзость против правил.

Я сжимаю руку Зары, но внутри себя не могу отделаться от сомнений в своей правоте. Могло ли это быть проявлением той же болезни, о которой говорил Оуэн? Может быть, это часть того же поведенческого шаблона, который, по его наблюдениям, развивался у многих гибридных особей?

Когда дрессировщики выводят тигрицу на свет, становится очевидно, что это – болезнь. Мои глаза расширяются от изумления. Это не монстр, который, как я думала, прятался в тени, это – привидение. Тигрица идет медленно, ее шея скована цепями. Ее шкура, когда-то роскошная и мягкая, выцвела и потускнела, и свешивается на ее ребрах так, что я могу их пересчитать. Даже ее хвост выглядит жалко – тощий и понурый, сломанный, как и ее дух.

Меня разбирает сомнение.

Может ли быть дух у гибрида?

Когда дрессировщики грузят тигрицу в транспортную повозку, она издает пронзительный крик, и я крепче сжимаю руку Зары. Заревел мотор, и грузовик поехал в сторону лабиринта из тоннелей и клеток, расположенного под ареной. Его колеса поднимают облака пыли.

Мы не спрашиваем друг друга, куда ее повезли.

Мы уже знаем.

Я медленно поворачиваюсь к охраннику, стоящему позади нас, с ружьем наизготове. «Можно теперь идти?»

Он качает головой. «Нельзя, пока не закончится перекличка».

Мы давно привыкли к этому. Во время общей тревоги меры безопасности усиливаются, потому что главный шлюз в это время обесточен – таков стандартный протокол для безопасного прохода гибрида. Я и мои сестры ценим дополнительную безопасность, хотя, по правде говоря, я никогда толком не понимала, для чего это нужно.

Королевство – наш дом.

Почему кто-то из нас может захотеть его покинуть?

«Шесть и десять, ознакомлен и принял к сведению, – через несколько минут произносит охранник в свое переговорное устройство. – Палеолитический Палладиум, проход T. – Он опускает ружье. – Транспортировка завершена. Вы двое, можете идти».