На туманном Альбионе - Геннадий Марченко Страница 32

«Критика в адрес защиты вполне закономерна», – подытожил Альберт Шестернёв.

Но хорошо, что хорошо кончается, а в данном случае – начинается. Первые два очка получены, болевые точки в игре с несильным соперником обнаружены. А после матча нас ожидал сюрприз. Оказалось, что операторы «Союзспортфильма» Сидоренко и Баньщиков засняли матч СССР – Греция в полном объёме. Команда не раз просматривала его в цэковском санатории перед встречей с валлийцами, которая состоялась всего неделю спустя после встречи с греками.

Очень приятно, что Морозов выделил мою игру особо и фактически за неделю зарезервировал для меня место в составе. Но большим вопросом для меня оставалась реакция некоторых игроков. Кто-то отворачивался, кое у кого на лице появлялись двусмысленные ухмылки, которые мне очень не нравились. Грузины Месхи и Метревели и вовсе смотрели на меня так, словно видели впервые. Вроде мы одна команда, но ощущался какой-то водораздел между мной и некоторыми футболистами.

После собрания я догнал Морозова и попросил о разговоре, который чуть позже состоялся в тренерской.

– Николай Петрович, что происходит?

– В смысле?

– Я о странном отношении ко мне товарищей по команде.

– А-а, вон ты о чём… Ну а что ты хотел, Егор?! Или думаешь, единственного тебя приглашали в иностранные клубы? Нет, не только тебя, но всем отказывали. А тут практически пацан – и сразу в Англию.

Вот тебе раз! Вон где, оказывается, собака зарыта! Конечно, я знал, что мой отъезд не все восприняли с восторгом, но чтобы вот так… А тренер, немного понизив голос, продолжил:

– Егор, к тебе лично претензий ни у кого нет. Тот уровень игры, что ты выдаёшь, – просто потрясающий. Это я, если ты не знаешь, настоял на включении в контракт с «Челси» пункта о вызове в сборную.

Я кивнул, мол, в курсе.

– Егор, ходят слухи…

Та-а-ак, внутренне напрягся я, что ещё за слухи? Моё воображение тут же начало рисовать самые разные картины, одна страшнее другой. Однако то, что я услышал, едва не заставило меня свалиться со стула.

– Говорят, что ты внебрачный сын Шелепина, – чуть ли не шёпотом выдал Морозов. – Поводом, по-видимому, послужило награждение тебя значком Заслуженный мастер спорта… Нет, по самому званию вопросов нет, победитель Олимпиады – куда уж выше?!

Есть куда, подумал я, во всех видах спорта Олимпиада на первом месте, и только футбол стоит особняком. Выиграть на чемпионате мира куда престижнее, нежели на Олимпийских играх. А, ну да, шахматы вроде тоже… особняком. Но я их и за спорт не считал, скорее какая-то математика.

– Так вот, – продолжал тренер, – руководители государства и раньше награждали спортсменов, но народ у нас догадливый, тут же связал воедино эпизоды, когда тебя демонстративно увели побеседовать Шелепин и Тикунов, а через несколько недель ты оказался в Англии. Я-то, конечно, в эту ерунду не верю, но некоторые решили, что Шелепин – твой настоящий отец, благодаря которому ты оказался за границей.

И смех и грех! Не сдержавшись, я криво ухмыльнулся:

– Да уж, самому смешно такое слышать. Да будь я внебрачным сыном Шелепина…

Хотя что бы я сделал тогда? Не знаю, так же и играл бы в футбол, сочинял музыку, может, только жил бы в лучших условиях, а не в коммуналке. Да и то в итоге перебрался в нормальную квартиру, правда, заслуженную честно выступлениями за «Динамо».

– Ладно, Николай Петрович, всё это лирика, я хотел ещё кое о чём с вами посоветоваться. Это касается футбола, а не внебрачных связей Александра Николаевича, ежели таковые имели место быть.

– Ну-ка, что у тебя там припасено?..

Тут-то я и выложил ему свои задумки по поводу внедрения в игру сборной тотального футбола. Если в моей реальности голландцы благодаря этой тактической схеме удивили весь футбольный мир, то почему бы не проделать то же в советской сборной? Понятно, что корни тотального футбола уходят далеко в историю, но по-настоящему его внедрил голландский тренер Ринус Михелс.

– На самом деле в этой тактике нет ничего сложного, – чиркая карандашом по листу бумаги, рассказывал я. – Сейчас тренеры используют разные схемы с пятью нападающими, с четырьмя защитниками, с пятью полузащитниками, с одним форвардом… Они экспериментируют с расстановкой футболистов на поле, вгоняя их в жёсткие рамки, тасуя защиту, полузащиту и нападение, пытаясь добиться преимущества в какой-либо из линий. Смысл же тотального футбола в том, что все футболисты на поле находятся в постоянном движении. То есть передвигаются между линиями. Защитник может запросто оказаться на месте полузащитника или даже побежать в нападение.

– Ты это серьёзно? – глядел на меня округлившимися глазами Морозов.

– Серьёзнее некуда, Николай Петрович.

– Но ведь если защитник убежит вперёд, то его позиция останется незащищённой.

– Так в том и состоит смысл тотального футбола, чтобы игроки друг с другом на поле взаимодействовали. Например, убежал защитник в линию полузащиты, а на его место встал полузащитник. Если защитник вообще умчался к чужим воротам, то освободившееся место в полузащите занимает нападающий. Это как сообщающиеся сосуды с жидкостью.

Морозов глядел на расчерченный карандашом листочек бумаги, и я буквально слышал, как в его голове крутятся шестерёнки.

– Егор, мне нужно переварить услышанное, – наконец выдавил он.

– Переваривайте, бога ради! Но пока вы меня не выгнали, подкину вам ещё одну идейку. Называется она – искусственный офсайд…

В общем, уже на следующей тренировке наставник сборной решил в двухсторонке поэкспериментировать. Причём сразу предложил сыграть в тотальный футбол, а защитникам дополнительно отработать искусственный офсайд. Игроки, услышав поставленную перед ними задачу, поначалу округлили глаза, как и Николай Петрович накануне. Но к концу тренировки народ более-менее разобрался в революционных тактических схемах, и у парней загорелись глаза.

Честно говоря, я и сам не ожидал, что по окончании тренировки Морозов представит меня как автора этих «новаторских» идей. Но добавил, что пока будем придерживаться старых схем, а новые начнём внедрять постепенно.

– Егор, это правда? Ты сам всё это придумал? – спросил меня в раздевалке Воронин.

– Да вот… озарило как-то, – скромно пожал я плечами, по которым меня начали тут же одобрительно похлопывать. – И кстати, я не внебрачный сын Шелепина.

Улыбки, переходящие в дружный смех. Так вот и растаял последний лёд недоверия между мной и партнёрами по сборной.

Дома за эти дни побывать не удалось. Что и неудивительно, отборочный турнир – дело серьёзное, и нет времени на посторонние вещи, когда нужно полностью сосредоточиться на игре. Поэтому только остаётся скучать по родным и Лисёнку, которая видит меня только с трибуны стадиона, куда я достаю билеты для неё и Ильича. И вспоминать тот чудесный вечер, когда мы с ней на три часа остались наедине. Вот тогда я оторвался за все полгода, без оглядки на Хелен, тем более что из той блудливой ночи я ничего не запомнил, кроме простыни с парой пятнышек бурого цвета.