Я спас СССР. Том IV - Алексей Вязовский Страница 32

Все присутствующие чокаются, Гагарин улыбается персонально для меня:

– Спасибо, Алексей, за добрые слова! Постараюсь оправдать надежды и не подвести всех.

А мне почему-то его улыбка в этот момент кажется немного грустной. И чудится за ней несказанный упрек: «И ты, Брут?..»

Виновато опускаю глаза. Сочувствую Юре, но ничем помочь не могу. Каждый порядочный человек должен внести свой посильный вклад в спасение страны, и каждому придется нести персональный «крест». А потом, Гагарин ведь даже не догадывается сейчас, что я спасаю ему жизнь. Да, он рвется летать. Но разве не отступил бы сам, зная, что погибнет в 68‑м? Неужели променял бы семью и возможность видеть, как растут его дочери, на очередной рядовой полет?

– Хотел поблагодарить тебя за митинг и за Гагарина, – тихо говорит Аджубей, отвлекая меня от процесса самобичевания. – Это ведь ты его вызвал к Кутафьей башне?

– Нет, это заслуга моих друзей, – мотаю головой я, – и с митингом вообще-то тоже они придумали, когда узнали, что Захаров меня арестовал. Я всего лишь присмотрел, чтобы они сгоряча дел не натворили.

– Молодцы. Если бы вы шум не подняли, все эти микояны нас бы точно сожрали. И с красными шарфами у вас красиво получилось. А вот ходят слухи, что это ты предложил Мезенцеву идею с Гагариным? Это правда?

Аджубей внимательно на меня смотрит. Я тяжело вздыхаю, утыкаюсь в тарелку с салатом «Столичный».

– Правда. Но это было скорее от отчаяния, просто не знал, кого еще можно Микояну противопоставить.

Главный редактор «Известий» понимающе кивает головой. А в наш тихий разговор включается Фурцева, пересаживаясь поближе:

– Мужчины, вы о чем тут секретничаете?

– Да вот, вспоминаем недавний пленум…

– Ох, Алексей, ты меня так напугал! Я когда тебя в окровавленной рубашке увидела, подумала, что в тебя кто-то выстрелил.

– Ваш крик – это последнее, что я услышал, – сознаюсь я и спешу переменить тему, пока Фурцева про мою странную рану и кровь не начала расспрашивать: – Екатерина Алексеевна, а я ведь собрался к вам в министерство ехать. У нас возникла идея устроить публичную презентацию первого номера журнала. Но нам нужен большой зал – слишком много желающих прийти на нее. Наш университетский ДК на Герцена точно маловат. Что скажете?

– А насколько большой зал нужен?

– Ну, зал кинотеатра «Россия» нам бы вполне подошел.

– Алексей, ты от скромности не умрешь! – смеется министр культуры. – Этот зал на две с половиной тысячи мест, куда тебе столько?!

– Студентов в Москве раз в сто больше. Так что в самый раз будет. И если вы не против, ВИА «Машина времени» тоже у нас выступит.

– Это уже не презентация, – морщится Фурцева. – Кстати, что за дурацкое западное слово?

Я молчу, ожидая продолжения.

– Это уже целый концерт у тебя будет. Ладно, я не против. Хороший должен праздник получиться.

– Студенты заслужили! – поддакивает мне Аджубей.

– Но программу мероприятия будь любезен ко мне на утверждение, – жестко заканчивает министр культуры. – Недели тебе хватит?

– Конечно!

Фурцева качает головой, потом обращается к Аджубею:

– Алексей Иванович, а ты слышал, что по его пьесе «Большевики» в Кирове спектакль поставили?

– Русин, ты еще и пьесы умудряешься писать?!

– Да это еще по весне было, до всей шумихи с «Городом…», – отмахиваюсь я. – Мы с друзьями каждый по пьесе написали на тему Ленинианы, можно сказать, это проба пера была в рамках литературного клуба.

– Очень удачная проба! У меня сотрудники отдела драматургии в полном восторге. И из Кирова мне вчера звонили – хвалились, что постановка «Большевиков» получилась выше всяких похвал.

Ай да Ларинский, ай да сукин сын этот Сергей Евсеевич! Ловко режиссер подсуетился к праздничной дате. Теперь, глядишь, и другие театры зашевелятся.

– Алексей, хорошие сценарии и пьесы очень нужны! Ты даже не представляешь, как их не хватает на телевидении и в театре. Пишите, ребята, в своем клубе побольше таких произведений.

Наш важный разговор прерывает первый звонок, приглашающий гостей в зал. И нам приходится сменить банкетный зал на зрительный. Ладно, мне и так сегодня многое удалось сделать, теперь придется потерпеть торжественную часть приема…

Я честно отсидел в партере первое отделение правительственного мероприятия, слушая приветственные выступления, которые звучали со сцены. В перерыве раскланялся со всеми знакомыми, которых я здесь встретил, а знакомых у меня в Москве теперь, оказывается, немало. Шолохов, Федин, кого только не было в Кремлевском дворце. Вся советская элита собралась в КДС.

Потом нашел Степана Денисовича, уже переместившегося в составе Политбюро из президиума на сцене в правительственную ложу, объяснил ему, что приехали родители Вики и я должен уйти.

Наш разговор с Мезенцевым услышал Гагарин, махнул мне рукой, подзывая:

– Уже уходишь? Даже поговорить нам сегодня не удалось.

– Да будет еще время… – успокаиваю я его, – успеем наговориться.

– Ох, боюсь, что времени-то теперь у меня совсем не будет, – вздыхает новый генсек, потом оживляется: – А знаешь что, Алексей? Приезжай в гости к нам домой как-нибудь вечером! Скажем, в эту среду. Сможешь?

– В Звездный?

– Что ты… – грустно машет он рукой. – Мы уже три дня, как на Ленинских горах живем. Знаешь, где это?

Я киваю. Еще бы мне не знать.

– Вот… Наш дом номер 11.

Брови мои удивленно лезут на лоб. Это их в особняк Брежневых заселили, что ли?! Хотя чему я удивляюсь – прежние хозяева, конечно, давно съехали оттуда, уж почти четыре месяца прошло с июльских событий. А особняк этот очень неплохой, чего же ему зря стоять пустым. Договариваемся с Юрой на семь вечера, и я поскорее сбегаю с приема, пока еще не началось выступление артистов. Правительственный концерт – удовольствие тоже еще то…

* * *

Наше гнездышко на Таганке встречает меня запахом свежеиспеченных пирогов. Моя кудесница времени зря не теряла. Сопротивляться бесполезно – как магнитом меня тянет на кухню, только ботинки и успеваю скинуть в прихожей. Захожу, обнимаю свою запыхавшуюся хозяюшку, нежно целую ее в висок. Рука невольно падает на приятные округлости сзади, лишь формально прикрытые халатиком. Заодно пытаюсь за спиной Вики стянуть пирожок с блюда, накрытого полотенцем.

– Лешка, а раздеться, а руки сначала помыть, а? – возмущается невеста, отталкивая меня пятой точкой.

– Поздно, любимая!

Еще тепленький пирожок мгновенно исчезает в пасти оголодавшего тигра. Маленький он какой-то оказался, всего на пару укусов. Но страшно вкусный – с капустой! А вот второй пирожок мне уже так легко стащить не удается – я назван поросенком и безжалостно выдворен с кухни.