Испытание вечностью - Виталий Храмов Страница 31

– Это что же ты говоришь? – напряглась Маша после некоторого раздумья. – Что-то я главного не пойму! Ты меня к чему подвёл? Наш строй – неправильный?

– Вот! – воскликнул Миша, подпрыгивая на сиденье и ткнув в неё пальцем. – И ты попалась! Попалась! А при чём тут коммунизм? Ведь начальник завода тоже трудящийся! Причём высшей квалификации и высшей производительности труда! Кто это довёл до пролетариата? Кто разжевал, в рот положил? Нет? А вот эта вот искусственно созданная логическая петля по уравниловке – каждому в рот запихнута! И это идеологическая диверсия наших врагов, окопавшихся в самом ядре партии, и оттуда – разрушающих наше государство и общество! Самые их основы! Вместо того чтобы разрешить, расшить идеологический тупик между прогрессирующей производительностью труда и занятостью населения. И их, народа, заинтересованностью в собственном и в нашем всеобщем прогрессе!

– Ух ты! – воскликнула Маша.

– Батя – гений! – удовлетворённо кивнул Маугли. – Видала, как он вывернул? Вопросы – опасные? Безусловно! Противоречия – фундаментальные, конечно! Но! Неразрешимы ли они? Нет! Разрешимы! Было бы желание! И вот тут ещё одно основополагающее противоречие… В самой основе нашего государства, в Союзе, в партии. То самое противоречие «низы не хотят, верхи – не могут». В самой-самой сердцевине! Вот где окопался враг! И оказался – прав! Начало контрреволюции…

Миша покрутил пальцем над головой и тяжело вздохнул.

– Уроды! Ненавижу! Не прощу! – прорычал он, оскалившись волком.

Маша тряхнула волосами, прогоняя наваждение, липким ужасом сковавшее сердце.

– А что по тем двум заводским руководителям? – спросила она, чтобы не думать о страшном, о глобальном.

– А? – Миша будто очнулся. – А! Так отец на завод приехал как раз за главным инженером. И этот одарённый инженер – поехал на Дальний Восток. По-моему, повышать ремонтные возможности Тихоокеанского флота. Или строить береговые батареи. Не помню. Помню только, что жена с ним сразу же развелась.

– Сука! – с неожиданной злостью воскликнула Маша. – Как шубы, так она вся – вот она, а как…

– Не надо, Маш, она всего лишь человек, – поморщился Миша. – Ещё раз – в мёрзлое поле?!

– Она, значит, человек? А мы – кто? – удивилась Маша.

– Мы? – пожал плечами Маугли. – Коммунисты. Если заслужим этой чести. А пока – Сталинские Медвежата.

Маша долго смотрела на своего избранника, потом спросила:

– А начальник завода?

– A-а, он? Он погиб, – пожав плечами, будто отметив ничего не значащее обстоятельство, ответил Миша.

– Как? – воскликнула Маша.

– Эй! Ты что на меня так смотришь? Думаешь, отец его осудил? Ты что? Говорю же, не за что там было их судить! Ну, больше, чем он сам себя осудил, отцу не осудить. Просто на стене в кабинете начальника висели охотничьи ружья и трофеи. Вот отец его и спросил, когда он был на охоте последний раз. Оказалось, что уже лет семь начальник завода не только на охоте, но даже в отпуске не был! А про санатории – брехня была в доносах! Семьи оба отправляли на курорты, а сами – оторваться от дел не могли. Так вот на пустом месте и зародился экстремальный туризм.

– Как так? – переспросила девушка.

– Да как это обычно бывает – никак! Само собой. Главный инженер, получив предписание, ушёл собираться, а начальник смотрел ему в спину. И вот тогда отец его и спросил про охоту. Вот тот и выдал… Не сразу, конечно. Долго он молчал, как говорил Батя. А потом стал жаловаться, как его достала эта рутина! Жаловался, что стал шестерёнкой в механизме завода, что потерял себя, его личность и индивидуальность – растворились. Что все эти годы – промелькнули, как один длинный, тяжелый день невыспавшегося человека, в полубреду. И все эти дачи-машины – будто и не он всё это. А будто так надо. Кому надо? Зачем надо? Тоже не понятно. Вроде самому ему и не надо. Однако делал, рвал, тянул себе. Сам не свой. Как наваждение. Жена, дети, окружение… Он делал что должен, как тот самый копировальный станок, выполняя свою работу.

Михаил покосился на свою избранницу:

– Вот скажи, как ты это восприняла?

– Ну, я не была там, – осторожно начала Маша. – А по твоему лаконичному пересказу…

– Какому? – удивился Маугли, покачал головой и, беззвучно шевеля губами, повторил: – Лаконичному! Гля!

– Но, – продолжила Маша, не заметив реакции возлюбленного, – очень похоже на «Экс-машина», на то самое растворение в механизме и обездушивании человека. Бог из машины.

– Да? – удивился Миша. – А все слышат в этом лишь нелепые оправдания. Даже я. Но это так, мимоходное, малозначимое. Одним словом, попросил мужик отца сделать что-нибудь. Например, пристрелить его! А вот это уже достойно. Совесть в человеке не умерла. Но… Прикинь, как мужика достала эта «буржуйская» жизнь!

– Даже так? – мотнула головой Маша. – И я его понимаю! Он почти растворился… во всём этом. Обезличился. Потом появляется Медведь, встряхнув, напомнил, что когда-то человек этот был другим. Как мне напомнил ты, что я не просто боец с моральными нечистотами и уборщик гнили и плесени… Не обращай внимания!

Маша отмахнулась и, вздохнув, закончила свою мысль:

– И этот начальник завода понял, что уже не может обратно загнать себя в те рамки паровоза, что должен тянуть перегруженный состав завода, производства, забот и проблем.

– Круто, Маша, круто! – рассмеялся Маугли. – А ты умница! Так ловко просекла все эти психологические выверты! Молодец! Люблю тебя!

– Я тоже тебя люблю! – Маша обняла и поцеловала повернувшегося и наклонившегося к ней возлюбленного. – Так что с этим человеком?

– Говорю же, погиб он. Отец тоже просёк, как задолбало всё это мужика. Взял его с собой. Развеяться, отвлечься. Знаешь, иной раз надо вынырнуть из всего… этого, чтобы тупо – осмотреться. Понять, что всё это говно не зря выхлебано. Завод оставили на зама, оформили отпуск и полетели в Арктику.

– В Африку? – удивилась девушка.

– Не, не в Африку, – усмехнулся Маугли, – а как раз наоборот – на Крайний, Полярный Север. Ну, попутно. Человеку нужна была встряска, а отец опять там, в вечной мерзлоте, что-то мутил. Но… Никто не думал, что он настолько ох… устал от жизни, что на белого медведя выйдет – без патронов. С одним ножом и незаряженным стволом.

Маша вскрикнула, зажав рот ладонями. Миша лишь пожал плечами:

– Потеря была болезненная. Такого уровня людей в стране… Мало. Все наперечёт. Отца – судили. А он запись показал. Даже он не успел ничего сделать. Ну кто мог ожидать подобного легкомыслия от такого серьёзного и ответственного человека? И тогда старшие решили, что не белый мишка убил хорошего человека, а… Вот так и появилось правило, что Медвежата не засиживаются на одном месте надолго. В одном образе. И обязательность, просто категорическая необходимость отпуска. И не просто грядку вскопать, на пляже пожариться под южным солнцем. А непременно со встряской! С полным отрешением от колеи, от рутины, от всего, что составляло твою жизнь. А что прочищает мозги настолько? Опасность! Обязательно пройти по краю. Чтобы вкус жизни ощутить на губах! Вкус своей и чужой крови на губах, вкус боли, вкус смертельной опасности, вкус – победы! Прежде всего – над собой. Это и есть сумрак.