Игры богов. Сказание первое - Игорь Бусыгин Страница 31

— Хорошо, Великий адмирал? А остров-то какой? — хитро прищурился Вещий.

— Ха! Наш благородный халиф, да продлятся его годы, да будут его жёны брюхаты, а воины отважны, подарил мне остров Крит и дал мне почётное звание эмира! Ладно, — внезапно заговорил совершенно другим голосом, — я устал кричать, а остров уже близок, там и поговорим. Сейчас я пришлю тебе человечка, у меня там всякие таможенники и прочие разные чиновники, — Надир слегка поморщился.

Два корабля сблизились, и по поднятому веслу какой-то неприметный, маленький человечек резво пробежал на палубу «Чёрного орла».

Олав недовольно пробурчал:

— Ползают тут разные крысы, ишь расплодились.

Корабль обогнул мыс, вскоре показалась гавань. Олег окинул взглядом порт, там стояли на якорях сотни кораблей. Тут были и триремы с короткими мачтами, катафракты с палубой и афракты без палубы, пузатые купеческие суда, лёгкие актуарии, чем-то похожие на водяных змей, для разведки, наверно, гиппагоги, перевозившие гордых арабских скакунов. Жизнь кипела в гавани, а между ними сновали шустрые узкие лодки с широкоплечими гребцами и с толстопузыми портовыми таможенниками.

— Именем эмира! Пропустить без досмотра!

Это отрабатывал свой хлеб тот самый маленький человечек, он размахивал зажатой в руках золотой бляхой. Мгновенно корабли, загораживающие проход к причалу, подняли якоря и раздвинулись, пропуская драккар, корабль осторожно приближался к ближайшему причалу, уверенно лавируя между кораблями.

Олег поманил пальцем неприметного человечка:

— Какими языками владеешь?

— А какие нужны господину? — его глаза, тупые и тусклые, загорелись умом и восточным лукавством.

— Славянский, греческий, нурманский, ну и разные другие прочие…

— Двадцать четыре языка и пятьдесят с чем-то наречий. Мы, армяне, языколюбы, — ответил маленький человечек на славянском почти без акцента.

— Хэ! — Олег от восхищения покрутил головой. — Люблю талантливых людей! Тогда заодно поможешь моему кормчему продать товар, что у нас в трюме, сам с ним договаривайся о своих комиссионных. Олав, пойдёшь с ним на базар, да что я тебя буду учить, сам всё сделаешь. Игорь, одевайся в парадную одежду, мы с тобой идём во дворец эмира.

Олег сумрачно смотрел на портовую площадь. Настоящий восточный базар. Там хватали друг друга за полы халатов, клялись, что товар самый лучший, плевались в бороды и обливали соперников словесным поносом. Вдали стояли тяжёлые грузовые повозки, яркие носилки на плечах у чернокожих рабов, приплясывающие арабские скакуны, а на них — гордые дети пустыни с обнажёнными саблями. Вздохнув, Олег напялил на себя дорогой парчовый халат, отделанный золотыми и серебряными нитями с вкраплениями розового жемчуга. Игорь стоял рядом, раздуваясь от гордости, ведь только его Олег берёт к эмиру, на нём поблескивал позолоченный панцирь — подарок княгини Ольги. Он уже устал от гомона, от многоцветия рябило в глазах, уж лучше драка, хорошая драка, чем вот так стоять и ждать.

Из толпы выскочил их хитромудрый армянин, таща за рукав огромного, бородатого перса.

— Великодушный… — он посмотрел на попугаистый халат Олега и свистящим шпионским шёпотом добавил, — эмир, вот это чучело доставит тебя во дворец, а мы пойдем торговать.

Город, по которому они шли, змеился узкими кривыми улицами, хмурился и одновременно улыбался домами из красного и жёлтого кирпича и, вообще, напоминал растревоженный муравейник. В наследство от Византии остались форумы с садами, дворцы с колоннадами и арками с бронзовыми барельефами, языческими храмами, мечетями, православными церквями без крестов, казармами, и везде — торговля, то незаметная, еле слышная, а то и шумная, раздираемая криками зазывал.

Дворец стоял в самом центре города, окружённый тенистым садом, а какой от него повеяло прохладой… На входе во дворец стояли два огромных бедуина с копьями и саблями, перс им что-то прошептал и они вспороли знойный воздух саблями, отдали честь дорогим гостям самого эмира Надира.

В саду их встретил сам эмир. Игорь сразу почувствовал в нём аристократа, ещё бы, его предки вместе с самим халифом Омаром (а он был наследником пророка Магомета) покорили Персию, во главе конницы бедуинов отвоевали у Византии Сирию, Палестину и часть Египта, а его прадеду в городе Иерусалиме на горе Сионе Омар доверил построить мечеть.

Рабы раздели Олега и Игоря, облили голубоватой водой, умаслили маслами и мазями, натёрли скребками и горячими полотенцами, очистили ногти, вылили на их руки и ноги целые литры благовоний, волосы натёрли сирийской эссенцией. Олег всю эту суету воспринимал спокойно и благосклонно, лишь изредка надувал щёки и пофыркивал, а вот Игорь…

Игорь первый раз в жизни оказался в сетях восточного гостеприимства и ощущал себя маленьким волчонком, который попал в жёсткие и одновременно ласковые руки охотников.

— Где отобедаем, в саду или в пиршественном зале? — осведомился Надир.

— Да там, где птички поют, цветочки благоухают, да чтоб ещё рабыни танец живота на фоне природы… — лениво бросил Олег.

На мраморный столик с золотыми гнутыми ножками рабы сноровисто принесли золотые кубки, на серебряных блюдах горкой лежали ароматные устрицы; печёные перепелиные яйца, поджаренные на еловых шишках; оливки, отмоченные в вине; грибы и бобы, перемешанные с мёдом, подавались в чашах, вырезанных из цельного оникса. Одуряющее пахнущая колбаска с чесноком поджаривалась тут же на их глазах в очаге; рыбу с золотистой корочкой, политую оливковым маслом и сметаной, подавали на огромных листьях какого-то африканского растения; и конечно же паштет из ионийской куропатки, который умели готовить только китайцы, а ведь, как известно, для них самое главное — процесс.

— Благословен будь, о великий Омар, меч и опора Пророка, да будут вечно услаждать твою душу пение и музыка сладкоголосых гурий, а их ласки и тела — твоё тело.

Надир, кряхтя, сел рядом с Олегом за пиршественный стол.

Надир, как истинный мусульманин к вину не прикасался, а Олег потихоньку перепробовал всё: кекубское, фалернское, каленское, фармийское, меланхолично закусывая миндальным печеньем. Игорь, мучительно потея от недопонимания, пригубил только известное ему фалернское. Под завязку рабы принесли на длинном агатовом блюде жареного павлина. Из сада доносилась мягкая, нежная музыка, как призыв к сладострастию, и на небольшой полянке, недалеко от застолья, появились во всём блеске своей юности девушки, на голове у каждой был огромный тюрбан, легкой прозрачной паутинкой спускалась вуаль, прикрывая дразнящие губы, да ещё из одежды — полупрозрачная набедренная повязка. В такт музыке они сладострастно изгибались, стройные ноги, чуть-чуть подрумяненные загаром, пританцовывали гордо и изящно, тяжёлые бедра удивительным образом крутились вокруг гибкого стана, томно колыхались зовущие ягодицы, плоские животики чуть подрагивали при каждом движении, упругие груди с торчащими сосками и разноцветными ободками игриво подпрыгивали, намасленная кожа блестела и светилась, одна из них отточенным движением отбросила чалму и её иссини-чёрные волосы накрыли пушистой накидкой спину, приподняла вуаль и метнула в Олега стрелы своих прекрасных глаз.