Проект "Миссури" - Яна Дубинянская Страница 30

Личные амбиции!..

Ей показалось, что Андрей улыбнулся. Впрочем, он все время улыбался.

— Госпожа Гроссман, как вы прокомментируете создавшуюся ситуацию?

Она устало обернулась на камеру:

— Вероятно, наш блок проведет экстренное совещание по данному вопросу. Это именно тот случай, когда личное мнение политика не может быть приоритетным.

Ведущий убрал микрофон, и Андрей шепнул:

— Молодец.

Она пожала плечами. Ничего особенного; всего лишь более-менее грамотный уход от ответа.

— Николаенко — политический труп, — вдруг сказала Алина.

— Разве? — удивилась Звенислава. — У него же двадцать восемь процентов.

— Во втором туре ему это не поможет.

Впервые за весь вечер за их столиком заговорили о политике. До сих пор, стоило журналистам оставить их в покое, Андрей тут же заводил очень приятную беседу абсолютно ни о чем. Профессионально сглаживал углы, походя отметила Анна, — хотя далеко не факт, что таковые по-прежнему имеются.

Сейчас он, наоборот, умолк. Едва уловимые смешинки в глазах.

— А я бы не стала недооценивать Палыча. — Анна искоса ловила его взгляд, хоть и обращалась к Алине. — Уверена, что он еще и не начинал как следует задействовать админресурс. Двадцать лет во власти дают какие-никакие преимущества. Более весомые, чем институтские корочки.

Госпожа Багалий презрительно скривила губы. Ничтожество! — неожиданно для себя вспылила Анна, и пришлось приложить усилия, чтобы соответствующая гримаса не отразилась на лице; неподалеку от их столика вовсю орудовал фотокор известного еженедельника. Пресс-секретарь! Никчемная приставка к перспективному супругу!! Мужняя жена!!!

Алина поправила прядь короткой стрижки. Равнодушно повела бровями:

— Возможно. Но если ты, Аня, не сумеешь договориться со своим Виерским, мы с Андреем будем совершенно спокойны.

Он уже не улыбался. Просто смотрел на нее, не отводя глаз.

Это был конец.

Не банальный проигрыш на выборах, а полный крах — без надежды когда-нибудь подняться в большой политике.

На выходе из телецентра Анну никто не встретил: слухи распространяются быстро. Игорь, мерзавец, поленился шевельнуться сам, так мог бы хоть прислать Слуцкую. Впрочем, не исключено, что все они давно разбрелись по домам. Придется самой разыскивать на стоянке машину. Если, конечно, и Михалыч не захотел спать и не укатил ко всем чертям.

Так называемое «совещание оппозиционного блока» больше всего напоминало свару в очереди за водкой или в общественном транспорте. Тесное, случайное помещение в лабиринтах телецентра; жесткий цейтнот — пятнадцать минут до пресс-конференции Центризбиркома. Издевательская пародия на кворум: собственно, любое решение, принятое этой группкой людей без протокола и списков, Николаенко мог бы запросто оспорить в суде как нелегитимное.

Ее аргументы в пользу «миисуровского сценария» второго тура потонули в потоках слюны и брани, извергаемых сторонниками Виерского. И в какой-то момент ей стало все равно. Не было сил повышать голос, подавлять авторитетом, даже выпрямляться во весь рост. Попросту накатила сонливость с неудержимой зевотой.

Анна Гроссман сидела в углу, молча и насмешливо наблюдая за происходящим. Оппозиционный блок вынес на голосование вопрос о передаче голосов единому кандидату. «За» — единогласно. Блок внес предложение о том, что этим кандидатом должен стать Юрий Виерский. «За» — абсолютным большинством голосов.

Анна Гроссман устало улыбнулась и сказала:

— Нет.

На этом и кончилась ее политическая карьера. Завтра — уже сегодня — все масс-медиа, независимо от политической ориентации, будут кричать о шансе, так бездарно утраченном оппозицией. О необъяснимой, ничем не оправданной позиции 1оспожи Гроссман, которая сама же во время марафона заявляла, что… и т.д., и т.п. Естественно, не забудут о ее давнем, еще по МИИСУРО, знакомстве с Андреем Багалием. А потом кто-нибудь припомнит и те самые — такие прозрачные и недвусмысленные! — дебаты на первом канале…

От политика Анны Гроссман не останется ничего. Вернее, останется образ амбициозной, сексуально озабоченной дамочки. Смешной и никому не интересной.

И уж конечно, никогда ей не дождаться от Андрея министерского портфеля.

…В темноте позади телецентра Анна оступилась, подвернула ногу. Проклятые каблуки! Впрочем, теперь она может позволить себе всю оставшуюся жизнь носить кроссовки…

— Анна Исаевна! Аня!!!

Она обернулась.

Темная фигура на темном фоне. Запах табака и пивного перегара. И две светящиеся точки: сигарета и красная лампочка диктофона в руке.

— Никаких комментариев.

— Я не… — Он чертыхнулся, и диктофонный огонек погас. — Здравствуй… те.

Они вошли в тусклый конус фонаря, и Анна машинально взглянула в лицо журналиста, помятое, перечеркнутое косыми тенями. Не то чтобы узнала — вроде бы припомнила: кажется, виделись на какой-то давней студенческой вечеринке… Он учился в «Миссури», это точно.

— Здравствуйте.

— Я хотел перехватить его, — не представляясь, заговорил журналист. — Андрея. Хотя бы здесь: пока не поздно. Пропуск в телецентр еще конает, но в студию не пустили без аккредитации… Сидел в баре, ждал, когда… И проморгал!!! Самым подлым образом проморгал…

Он негромко выматерился сквозь зубы; отшвырнул окурок и тут же полез за новой сигаретой.

— Понимаешь, Анька, кому-то нужно, чтобы именно он управлял страной. Как только он… начнется такое!.. Мы ведь не совсем нормальные люди. Комбинаторика, процент погрешности… ты туда не входишь, это точно. Ты могла бы сейчас быть на его месте: не верю, чтоб ОНИ не предусмотрели запасного варианта. Ты должна помочь! Я, правда, сам не очень представляю себе как…

Первые несколько секунд этого бессвязного монолога Анна прослушала в замешательстве; затем двинулась дальше, высматривая машину. Псих. Что ж, для этой ночи вполне логично закончиться появлением психа…

— Анька! — Его бесцеремонность обескураживала. — Это очень важно, пойми! Ты… помнишь Влада Санина?

Автомобиль возник у самой бровки, словно неожиданный берег в тумане. Темный салон без признаков водителя. Ничего. Слава богу, водить машину она умеет, а с привычками политика первого эшелона все равно пора прощаться.

Она распахнула дверцу.

— Не помню.

…Вспомнила позже, уже проехав несколько кварталов. Пришибленные лица однокашников, на которых постепенно проступало понимание. Им сказали в общежитии, где Андрей в тот день собрал компанию уже не припомнить по какому поводу… Его расширенные глаза на посеревшем, будто карандашный рисунок, лице. Да, там был и этот, журналист… его называли какой-то кличкой вместо имени. И еще тот парень с гитарой, о котором спрашивала сегодня Звенислава…