Лис, который раскрашивал зори (сборник) - Нелл Уайт-Смит Страница 3

Музыкант вскинул вверх взгляд. Он убеждённо и взволновано прошептал:

− Вы не существуете.

− Господин Ройри, вы не поедете в город, в котором вас всегда ждут, вы останетесь здесь, в Девятой Горе, и здесь вы умрёте. Скоро умрёте − сегодня. Вы возьмёте эту скрипку, и вы подниметесь туда, наверх, вы встанете у входа на мост, и вы сыграете этому городу его музыку. И когда вы будете играть, поднимаясь всё выше в своём мастерстве, изливая всё больше в мелодии свою душу, всю суть своего естества, всю свою сущность, я убью вас, и я вырву сердце из вашей груди, но, когда я разожму окровавленные пальцы там не будет органическо-механической мышцы, − там будет самоцветный камень, который я вставлю в Машину Творения. И мир, когда придёт ему время делать шаг вперёд, будет иметь силы сделать это.

− Я не стану этого делать, − рассмеялся Ройри, сглатывая при этом ком в горле, и стараясь умерить взбесившееся сердце, − с чего мне делать это?

− Потому, что вы больше ничего не можете.

Ройри встал, он собрался уйти, но, запихнув руки в карманы и сделав пару шагов в сторону дороги, снова вернулся назад, беспокойно сообщив:

− Пока я живу, я всегда что-то могу сделать.

Его собеседник промолчал, и, убрав окурок, закурил снова. Ройри сделал ещё шаг, обойдя его кругом, и зайдя так, чтобы ветер сдувал дым на него, таким образом оказавшись на прежнем своём месте. Он сказал ещё громче:

− Вы просто не можете существовать! Конечно я знаю о механике мира, но Ювелир приходит только к великим. Он приходит к великим, не к таким как я!

− Поглядите на скрипку там, ближе к краю всё-таки можно разглядеть швы склейки. Эта сеточка образовалась из-за того, что на инструмент попадала кровь. Кровь таких, как вы, господин Ройри. Кстати, − внезапно заинтересовавшись новой темой спросил его Ювелир, − а я вообще правильно произношу ваше имя?

− На первый слог ударение, да… Верно, − Ройри сел, − а вы разве не читаете мыслей, не знаете, как меня зовут просто так?

− Нет, я посмотрел ваше личное дело ещё в Храме, завтра я забуду эти детали. Важно сейчас то, каким светом горит ваша душа?

− И каким?

− Вы не поймёте профессиональных его описаний. Но суть знаете и сами. Так горят души, тянущие мосты над пустотой.

− Так, значит, я вроде как, великий? Вы скажете мне сейчас, что музыку мою запомнят и мои ноты потом, через много-много поколений будут изучать и играть?

Ювелир отдал знак неопределённости, но потом всё же дал свою оценку:

− Не думаю. Скорее всего нет.

− Но как же?

− Вы говорите не для того, чтобы вас услышали. Вы говорите потому, что не можете молчать. Вы слышите музыку, которую ещё никто до вас не слышал не для того, чтобы поделиться ей, а от того, что она − звучит. Вы играете не потому и не для того, чтобы кто-то сыграл после вас ваши ноты, причина этого в том, что желание играть − сильнее вас. И вот − вы посреди пустоты.

− Тогда почему вы здесь?

Сделав долгую затяжку, демон ответил:

− Потому, что ваша музыка бессмысленна.

− Я никогда не знал отклика на то, что делал, − словно бы в оправдание себе развёл руками Ройри.

Великий демон Храма Ювелир посмотрел ему в глаза прежде, чем ответить:

− Если бы вы знали, что делаете всё верно, я не видел бы вашей души.

Ройри быстро кинул на него взгляд, а после отпустил голову. Он мог бы ответить. Мог бы ответить так, как всем и всегда отвечал, но здесь и теперь, как и всегда прежде, он знал − его не станут слушать.

Он взял скрипку.

И он поднялся наверх, настроил инструмент и стал играть. И так он объяснял то, что не умел сказать словами. Он мучительно, скрупулёзно доказывал музыку этого города, он объяснял, разматывая, словно клубок ниток, всю душу этого огромного исполина, зажатого в горах.

Его музыка была идеальной − она намного опередила свой век. Математически выверенной, безусловно сложной, бесконечно чистой. Его техника исполнения, повинуясь этой высчитанной почти волшебно мелодии была абсолютна. Его музыка была бессмысленна.

Она не согрела ни одного сердца, она не освятила ни одной любви. Она не дала ни одной надежды. Она просто звучала потому, что не могла не звучать. Она рвалась наружу, разрывая саму его душу, поднимаясь огненной птицей над городом, а горожане проходили мимо, касаясь друг друга запястьями, через которые по ликре передавалась им другая, простая, понятная им музыка.

Они не знали, что танцуют вместе с городом в едином порыве первый его настоящий, добрый и чистый танец. Они не знали, как они красивы, не представляли, как органичны. Они шли по своим делам.

Демон Ювелир так и сидел там, под мостом, медленно докуривая. Ему было не слышно оттуда хрустальной скрипки − он просто смотрел, как ярким росчерком света, уходит от моста, над лисьими линиями и в пустоту цветной след подходящей к пику своего Дара души.

Идти зная, что тебя не ждут, кричать понимая, что тебя не услышат, звучать без права на отклик, надеясь лишь на то, что однажды когда-то и где-то не весь ты, но хотя бы один осколок твоей души в ком-то преломится волшебным светом.

Когда Ювелир накрыл его лицо своей рукой, когда взвилась до небес смелая линия мелодии, и рассыпалась пеплом над металлическими шпилями, Ройри был счастлив.

И падая вниз, уже без сердца и без души, последним движением своим он сберёг от удара о мостовую хрупкую тонкую скрипку. Паутинка на её краю, напитавшись кровью стала чуть больше.

Через пол часа после его смерти, кто-то из прохожих отжал ближайшую тревожную кнопку на доме, чтобы с улицы убрали труп.

Никто ничего не услышал.