Земля - Валера Дрифтвуд Страница 3

Без малейшей передышки бледноглазый открывает клетчатую сумку и начинает выгружать оттуда провизию. Свиную и говяжью тушёнку без особого почтения рассовывает по полкам, туда же отправляются и пачки макарон. А вот банки с консервированными половинками персиков выстраивает прямо на полу в аккуратный ряд, после чего, тяжело глядя на Брук, сообщает:

–Здесь не двадцать.

Сидит на корточках перед этими проклятыми консервами – нескладный, тощий, смокшая на плечах ткань футболки облепляет напряжённые бугры злого мяса.

«Ведь убьёт»,– сухим льдом обжигающая мысль лишь успевает мелькнуть в Рининой голове, но Брук, ничуть не обеспокоившись, потягивается в кресле и отвечает с добродушным смешком:

–Ну а то я тебя не знаю… За десяток – пустил бы гостей-то?

–Не.

–Вот то-то же.

С кортов не-человек садится прямо на задницу, смеётся грудным взлаивающим смехом, стаскивает с головы свою шапочку:

–Провела, щ-щука. Ничё. Отыгра-аюсь!

Густая короткая щетина на скальпе стоит торчком, цветом в чёрный перец, круто пересыпанный с солью. От лба наискось к макушке видны три длинных голых рубца, и ещё один чертит башку из-под рваного уха.

–Это всё очень мило,– говорит Сэм терпеливым голосом.– Но всё-таки: а где все люди? Я имею в виду, сотрудники?

Рине делается немного стыдно: это она должна была спросить, не оттормаживая и не залипая тут в тепле на близкий сердцу метод заваривания чая.

–Элис Вестмакотт, Юзуф Тайхан,– кивает она.– Ведь сейчас их вахта.

Имя подсобщика на бессрочном контракте, не-человека, тоже мелькало в отчётах фонда, причём даже с некоторыми различиями в написании, и Рина его читала, хотя трудно предположить, как оно правильно произносится – странный набор букв…

Подсобщик на бессрочном контракте, который насилу их соизволил пустить в Страфилев край, да и то, как выясняется, исключительно благодаря арифметическому обману, озадаченно смотрит на Рину, потом переводит на Брук вопросительный взгляд.

–Юзуф… Элис… Как же, помню, были такие,– отвечает Брук.– Так ведь все уже лет пять как уволены, с полным расчётом.

–Шесть,– уточняет не-человек.

–Тут на по стоянке только наш чёртушка.

–Только я.

Некоторое время все молчат. «Чёртушка», как будто эта подозрительная нестыковка не имеет к нему ровным счётом никакого отношения, встаёт с пола. Убирает персики на самую верхнюю полку, к ещё одной такой же банке, и ставит на стол две по меньшей мере полулитровые кружки. Потом, будто вспомнив о чём-то неприятном, добавляет к ним ещё две.

–И кому же тогда фонд Ибрагима Стахова платит деньги, если квалифицированных работников здесь давно нет, хотелось бы мне знать?– тихо произносит Сэм.

Вот опять он задал вопрос, который, по совести, следовало бы задать Рине. Как хорошо, что хоть у кого-то здесь ясная голова. Но Рина совсем не чувствует за это благодарности – только беспомощность и тоску. Деньги ведь даже не главное, особенно когда их много…

–Но отчёты…– даже голова закружилась.– Мы каждый год получали отчёты. Количество страфилей. Их здоровье. Убыль и прирост, количество пар. Состояние острова. Нужды станции…

Шесть лет.

Шесть лет назад дедушка стал совсем плох, почти перестал понимать, что вообще вокруг происходит. А в сравнительно ясные дни неизменно говорил о Страфилевом крае так, будто только вчера оттуда вернулся. Рине тогда едва исполнилось тринадцать лет. Все дела фонда тогда взял на себя господин Ходжкин. Великодушный господин Ходжкин, давний дедушкин друг, всегда такой старомодно вежливый. Чуть позже у него появилась помощница, его племянница, улыбчивая Дора…

Чёрт.

Чёрт, чёрт.

Как же господин Ходжкин отговаривал Рину ехать.

И ведь вполне разумными аргументами. Разобраться с делами после дедушкиной смерти. Ни в коем случае не бросать учёбу. Сдать экзамены. Отдохнуть и развеяться после такого тяжёлого года в более удобных и солнечных местах. Подождать подходящего сезона. Остров ведь никуда не денется. Там всё в порядке, и отчёты отличные. Недавно транспортировали и установили новый водяной насос… новый генератор… сотрудники просят обновить крышу…

Господин Ходжкин и улыбчивая Дора почему-то уже три дня не выходят на связь. Рина даже немного беспокоилась, всё ли у них в порядке после её отъезда.

–Отчёты?– хмыкает Брук. Вид у неё искренний, сочувствующий.– Ты прости, милая, но ведь бумажку-то кто угодно выправить мог. Орчара-то отродясь отчётов не пишет…

–Не грамотей,– кратко отзывается не-человек, разливая по кружкам тёмно-коричневую жижу из заварника.– Кому холодной разбавить… вон в углу бак. И ковшик.

–Та-а-ак…– тянет Сэм.– Рина, что же это такое получается?

–Чай. Чай получается. Негорячий,– поясняет бледноглазый, зыркнув на Сэма, как на придурочного.

–Мой покойный господин Брук… он всегда говаривал: трудно найти хорошего бухгалтера… Один бухгалтер у нас в рыболовной конторе был такой хороший, что его, собаку вшивую, двенадцать лет потом искали вместе с кассой – так до сих пор и не нашли.

Брук тяжело поднимается из кресла. Рина переводит взгляд с пыльного электрического светильника, которым здесь явно не пользовались очень давно, на пол прямо перед собой, и тупо смотрит на розовые носки с сердечками. Госпожа Брук легонько гладит Рину по плечу короткопалой рукой.