Новая угроза - Алексей Широков Страница 27

Разговор мы решили совместить с обедом. Мама уже закончила с обследованием оборотней, подтвердив, что все они не клоны, а обычные люди, однако их психика была подавлена кем-то или чем-то. И из предсмертных воспоминаний она смогла выделить лишь обрывки, содержащие информацию о всепоглощающем голоде и каком-то инфернальном страхе перед неким Хозяином. Именно так, с большой буквы!

Он для этих несчастных был царем и богом, но, к сожалению, его личность установить не удалось. Казалось, они определяли его каким-то внутренним чутьем. Точнее мама определить не могла. Однако и это было уже что-то.

К сожалению, сказать точно, был ли этим хозяином Кетцалькоатль, мама не могла. Просто не с чем было сравнивать. Дед Касимовых обещал устроить встречу с Володырем, но даже посмотреть на него издалека можно было лишь после серьезной подготовки. А уж подобраться поближе, чтобы суметь поковыряться в мозгах, тем более.

Такая операция задумывалась уже давно, но крайних сроков пока установлено не было. Поляки, покровители воплощения Пернатого змея, крутили хвостом, то принимая дипломатов, то сдавая назад, так что по официальным каналам провернуть ничего не получалось, собственно, потому этой задачей и занялся КГБ.

Но все это меня интересовало постольку-поскольку. Для себя я давно решил, что убью поганую змеюку, как только будет возможность. Точнее, сначала оторву ноги, чтобы он мог рассказать, где держит Юлю, а затем аннигилирую его из этой реальности. В том, что именно он виновен в нападении, я даже не сомневался.

Единственное, что меня пока удерживало от этого шага, – понимание, что подобные действия с моей стороны гарантированно развяжут самую настоящую войну. Урод не высовывал носа из границ Речи Посполитой, а сами поляки очень быстро окончательно легли под Либерократию. И если на них самих американцам было плевать, то Кетцалькоатль являлся для них ключом доступа в Эллуриан. Так что предпринимать какие-нибудь действия следовало только при наличии железных доказательств в вине крылатого змея.

– О чем ты хотел поговорить? – спросила мама, когда мы обосновались в отдельном кабинете ресторана «Русское поле» и сделали заказ. – Не волнуйся, здесь нас никто не услышит. Это заведение принадлежит князю Шаламову, а тот весьма щепетилен в вопросах безопасности.

– Последнее, чего я боюсь, – это то, что меня подслушают, – отмахнулся я, занятый другими мыслями.

– А зря, – мама подцепила кусочек лосося с тарелки. – Судя по всему, дед тебе кое-что рассказал. И я надеюсь, ты понимаешь, что церковь – это не те, кого можно игнорировать. М-м-м… тут прекрасный повар. Может, сманить его? Князь, конечно, обидится, но роду Ефимовых свой шеф пригодился бы.

Ну… да. Мама хоть и демонстративно не принимала участия в наших делах и вообще была баронессой, но все же относилась к моему роду. И, как по мне, просто не желала бодаться за главенство с цесаревнами.

– Значит, это правда? – я проигнорировал вопрос о поваре. – Но не вся, так?

– К сожалению. Ты не представляешь, как я хотела бы, чтобы вы все прожили обычную жизнь, без всего этого, – мама отложила вилку и вдруг расплакалась. – Это моя вина. Все из-за меня. Если бы не этот проклятый дар, ничего бы не случилось. Как же я его ненавижу!

От неожиданности я поначалу опешил, но быстро пришел в себя и кинулся утешать маму. Крепко обняв, прижался к ней, как делал, когда был маленьким, и принялся убеждать, что она ни в чем не виновата. Да я никогда ее и не винил в случившемся. Но особенно мне резануло по сердцу, что я ни разу до этого не видел маму вот такой, плачущей навзрыд. Она всегда была сильной, куда сильнее отца, который мог и сорваться в истерику, и в бутылке обиду утопить. И сейчас мне просто невыносимо было видеть ее слабость.

– Всё, всё. Я уже успокоилась, – прошло немало времени, но мама наконец прекратила лить слезы и улыбнулась. – Пусти, мне надо умыться. Закажи пока десерт и чай.

Пока она приводила себя в порядок, я вызвал официанта. Честно говоря, произошедшее меня неслабо ошарашило. Не проявлением чувств, а тем, что мама назвала себя виновной в произошедшем. Честно говоря, до этого момента я считал, что ее участие ограничивалось стиранием памяти об обряде. Сейчас же я уже не знал, во что верить. Но если я чему и научился у сестер-цесаревен, так это не рубить с плеча.

– Извини за сцену, – мама вернулась похорошевшая и без каких-либо следов произошедшего. – Слишком долго я носила это в себе. И расскажу тебе все, как было, без утайки, а ты, если сможешь, прости меня.

– Ты меня пугаешь, – я улыбнулся, показывая, что это шутка, – я тебя ни в чем и не виню. Просто хочу знать правду.