Ловцы душ - Яцек Пекара Страница 26

– И он проделал это с аппетитом, хотя туда высморкался еще и я сам, – сказал я, а идущий со мной дворянин прыснул тихим смешком.

Трактирщик откинул завесу, отделявшую альков, и отодвинул для меня кресло. Дворянину пришлось управляться самому.

– Тихо, спокойно, малолюдно, никто не мешает, – сказал трактирщик, прижимая руки к груди.

Я придвинул стул так, чтобы не сидеть спиной к залу и видеть выцветший, штопанный занавес, отделяющий нас от остальной корчмы.

– Если станешь подслушивать, обрежу тебе уши так же, как ты обрезаешь монеты, которыми даешь сдачу, – пообещал.

Корчмарь засмеялся, но несколько напряженно.

– Я бы никогда не посмел… Мастер, как вы можете? – на лице его отразилось искреннее и горькое недоумение. И правда – он ушел, не встав за занавесом.

Когда мы остались одни, я внимательно оглядел кубок и вытряхнул из него приклеившегося к стенке засохшего таракана.

– И что вас привело в Хез? – спросил, поднимая глаза на дворянина, хотя надеялся, что он достаточно сообразителен, чтобы понять: обращаюсь я не к мертвому насекомому.

– Позвольте сперва представиться. Я – Матиас Хоффентоллер, из тех Хоффентоллеров, чей герб – Трехрогий Бык.

Ни фамилия, ни герб ни о чем мне не говорили, оттого я счел за благо промолчать. Тем не менее само название – Трехрогий Бык – пробуждало интерес, и я решил в самом ближайшем будущем спросить, каково происхождение такого необычного знака.

– Мой предок, Маврикий Хоффентоллер, сопровождал Светлейшего Государя, прадеда нынешнего, милостиво нами правящего, во время последнего Крестового похода и сумел добраться до Палестины, – добавил дворянин со значением.

Мне это все равно ничего не говорило.

– Опустим счастливое прошлое, – сказал я. – И займемся безрадостным настоящим. Мое имя – Мордимер Маддердин, и я имею честь быть лицензированным инквизитором Его Преосвященства. К вашим услугам…

– Хм, – откашлялся он. – Оное прошлое не было столь уж счастливым, поскольку Маврикий Хоффентоллер погиб мученической смертью в языческом плену, хотя, как говорили его товарищи, выкупленные позже, даже страшнейшие пытки не склонили его отречься от Господа нашего… Но, как вы и говорили, достойный мастер, опустим прошлое. А что до нынешних времен, то вы правы: они безрадостны. И в поисках справедливости, а также с надеждой на то, что сумею превозмочь злую судьбу, я и прибыл в Хез.

– Тогда вы избрали верное место для таких поисков, – согласился я без тени иронии.

– Увы, я не сумел добиться аудиенции, – вздохнул он тяжело. – Представляете себе, какое это унижение для дворянина: молить о минутке внимания канцеляристов или слуг? Чтобы те предоставили мне такую милость и провели к Его Преосвященству.

– И на много вы их намолили?

– На много, – махнул рукою. – Пришлось заложить цепь и перстни.

– Такие уж у нас обычаи, – признался я.

Занавес трепыхнулся, в альков вошел корчмарь со служанкой в расхристанной рубахе. Видать, она была новенькой, поскольку раньше я ее здесь не примечал. Наверняка должна была привлекать клиентов – если судить по огромной груди, которую девица открывала несколько смело, даже по хезским обычаям. Была она не в моем вкусе, лицом слишком напоминала шаловливого поросенка, и все же я должен был признать, что лучше так, чем слуга, с текущими в кашу соплями.

Они уставили наш стол кувшинами пенящегося пива, котелком с телячьей похлебкой, тарелками со свежим хлебом и огромными порциями кровяной колбасы, громоздящимися на подносе. Еды было горой, и я видел, как дворянин обеспокоенно шевелит губами. Наверняка подсчитывал, во сколько все это обойдется. Это нехорошо, поскольку лекари утверждают, что, когда мы нервничаем, это плохо влияет на флюиды в нашей крови и может привести к потере аппетита. Мне же беспокоиться было не о чем, поскольку я любезно предоставил платить своему товарищу. Поэтому я положил себе в тарелку порцию колбасы, сперва понюхав, свежая ли она. Корчмарь поглядывал на меня обеспокоенно. Помаргивал маленькими глазками, утопленными в толще жира.

– Повезло тебе, – кивнул я ему. – Ведь попытка отравления функционера Святого Официума добром бы для тебя не кончилась… А унюхай я хоть запашок тухлого мяса – мне бы не осталось ничего иного, как забрать тебя на допрос.

Он рассмеялся искренним дружеским смехом.

– Зовите, ваши милости, как только чего захотите.

Дворянин повел по столу печальным взором, и я был уверен, что требовать добавки ему и в голову не придет.

– Если захотите чего-то другого… – хозяин со значением глянул в сторону служанки. – Для друзей и это можно устроить…

Я лишь покачал головой и дал знак, что он может уйти.

– Охотно выслушаю вашу историю, – сказал дворянину, когда корчмарь и его помощница покинули альков. Я впился в колбасу, сок брызнул мне на подбородок. – Хотя и не думаю, что такой маленький человек, как я, может чем-то помочь дворянину.

– Дворянину, – взмахнул он рукой с выражением пренебрежения на лице. – Вот уж… Вскоре единственное, что у меня останется, – это герб и знание о своих предках на двадцать три поколения назад; а этому искусству меня обучил мой дорогой дедушка, с помощью проклятий и хорошего хлыста. Как понимаете, такое трудно позабыть…

– Если милостивый император отправится на войну – вставайте под знамена и не пожалеете, – заметил я. – Палатинат богат.

– Только чтоб добраться до меда, нужно сперва потравить пчел, – пробормотал он.

Не думаю, чтобы бортники согласились с таким смелым решением: мысль о потраве пчел была исключительно новаторской. Но я понимал, что мой спутник имеет в виду. Палатинат, покорить который жаждал император, был воистину богат. Вот только суровый палатин Дюваррье превратил провинцию в огромную крепость. К тому же он прекрасно вооружил и вымуштровал городскую милицию, пусть дворяне и цыкают презрительно, что нет ничего лучше, как врубиться на полном скаку в шеренги голытьбы. И я сомневался, что на этот раз привычная тактика наших рыцарей – галоп тяжелой конницы на пехоту – будет успешна против рядов пикинеров с четырехметровыми копьями. Я мог размышлять над этим без особого беспокойства, поскольку знал, что, к счастью, мне никогда не будет дано участвовать в подобном амбициозном спектакле. Хоть я имел привычку попадать в серьезные проблемы, но такая передряга была совершенно непредставима.

– Так что? – спросил я. – С чем вы приехали в Хез? Злой богатый сосед?

– Откуда знаете? – поперхнулся он, а потом взглянул на меня с удивлением.

Я усмехнулся: если б только Хоффентоллер знал, сколько людей прибывает в Хез с подобными жалобами! Может, он и не отправился бы тогда в столь непростое и затратное путешествие. Испокон веков богатые соседи притесняют малых, а те надеются, что найдут понимание и защиту от еще больших сеньоров. Но чаще находят лишь проблемы и теряют даже то счастье, что им осталось.