Боги нефрита и тени - Сильвия Морено-Гарсиа Страница 25

– А я уверяю, что нужно. Я не просто так это говорю. Когда я пользуюсь магией, я забираю твою силу.

Кассиопея уставилась на бога.

– Как…

– Я питаюсь тобой. Ты это знаешь.

– Не так, не…

– Каждую минуту каждого часа. А когда я использую магию – еще сильнее. Приляг, – сказал он, взял ее за руку и отвел к кровати.

Кассиопея сжала в руках декоративную подушку. Она хотела увидеть Мехико и не ожидала, что в первый же день ее ждет встреча с привидениями. И что бог использует ее волосы и ее энергию, чтобы вызвать этих чудовищ. Что за невезение, даже Карнавалом она не насладилась, только понаблюдала издалека.

– Это неправильно, – нахмурилась она, играя кисточками подушки. – Несправедливо. И для них я еда… и для тебя.

– А кто тебе сказал, что жизнь справедлива?

– Были у меня такие мысли, что станет справедливее, если рядом со мной бог.

– Весьма наивно, – сказал Хун-Каме. – Придется разубедить тебя.

Он рассуждал с таким серьезным видом, словно только что узнал, что она не умеет считать до десяти. Кассиопея не выдержала и засмеялась.

– Что тебя смешит?

– Ничего. Думаю, можно и поспать, – сказала она, не желая ничего объяснять. Вряд ли он поймет. – Наверное, ты тоже хочешь поспать.

– Я никогда не сплю.

Они делили каюту на корабле и купе в поезде, но она не знала, спит ли Хун-Каме. Во всяком случае, он точно лежал на кровати.

– Но ты же говорил, что спал в сундуке, а Лоре сказал мне, что некоторые боги эм… спят, – вспомнила она.

– Да, но это не похоже на ваш сон, как ты его представляешь. И заснул я при необычных обстоятельствах.

Кассиопея подумала над этим, кивнула и положила подушку на кровать.

– Это значит, что ты не видишь сны.

– Сны для смертных.

– Почему?

– Потому что они умрут.

В этом был смысл. Томик стихов, прочитанный Кассиопеей, хранил множество строк о снах и бессмысленности существования.

– Это грустно, – произнесла девушка.

– Ты о смерти? Это неизбежно, о чем тут грустить?

– Нет, не о смерти, – покачала она головой. – А то, что ты не видишь сны.

– Зачем мне видеть сны? Они ничего не значат. Если хочешь, это просто гобелены смертных, которые ткутся каждую ночь, а потом распускаются.

– Сны могут быть прекрасны.

– Словно нет другой красоты, – пренебрежительно заметил бог.

– Некоторым ее не хватает, – ответила Кассиопея.

Она вспомнила свою ежедневную каторгу в Уукумиле. Встать, принести завтрак дедушке в комнату, отнести тарелки обратно на кухню, подмести пол, вымыть его… Потом обед, ужин… Каждую ночь молитва ангелу-хранителю. Церковь по воскресеньям, одежда из-за жары липнет к телу. Украденное время на чтение книг. Мама расчесывает ее длинные волосы – ох… – и успокаивает тревоги. А наутро все повторяется.

– Ты поэтому любишь смотреть на звезды? – спросил Хун-Каме. – Ты ищешь красоту и видишь сны с открытыми глазами?

– Мой папа увлекался астрономией. Он знал названия многих звезд и показывал их мне. Я пытаюсь не забывать его рассказов, хотя, когда он умер, была совсем маленькой.

Она также пыталась удержать в голове голос отца, как он читал ей перед сном сказки, но, честно говоря, голос забылся. И все же что-то осталось. С особым почтением она держала в руках книгу стихов Франсиско Кеведо, страницы которой разлетались, как лепестки засохшей ромашки. Томик лежал рядом с постелью отца, когда он умер.

– Дедушка ужасно разозлился, когда узнал, что меня назвали Кассиопея. Он хотел нормальное христианское имя, а не всякую чепуху, связанную со звездами и майя. Грозился даже разорвать любые связи с мамой, если они назовут меня так. Но меня назвали Кассиопеей.

Она вспомнила лицо священника в Уукумиле, когда тот услышал, что у нее нет христианского имени. Он настаивал на имени «Мария», а когда это не сработало, стал называть ее «девчонка Лейва», убирая «Тун». Так звали ее почти все, и все сразу понимали, о ком идет речь, хотя у нее были кузины и любая из них могла быть «девчонкой Лейва». Ходили слухи, что кого-то из кузин собирались отправить в школу-пансион, но дедушка был старомоден и считал, что место женщины – в доме, и единственное, чему она должна научиться, – быть достойной женой. Мартин в детстве учился в Мериде, но он вел себя так, что его исключили. Дед не особо огорчился и тоже перевел его на домашнее обучение.

– Мой дедушка действительно разорвал с мамой отношения. Но потом, когда мой отец умер, нам пришлось переехать в Уукумиле, – сказала Кассиопея. – Если бы я знала, что ты сидел в сундуке, я бы назло деду отпустила тебя много лет назад.

– Я был бы очень благодарен, – кивнул бог. – А что касается твоих мечтаний, думаю, в этом нет ничего плохого. Звезды составляют тебе компанию.

Кассиопея прижалась щекой к мягкому изголовью и взглянула на Хун-Каме. Ее веки отяжелели, но она не хотела, чтобы он уходил, пусть еще побудет с ней.

– Странно думать, что звезды составляют кому-то компанию, они же не придворные дамы, – пробормотала она и, несмотря на все усилия, не смогла сдержать зевок.

– Ну, я уж точно не стал бы выбирать звезды себе в придворные, но я и не смертный.

– А какие у тебя придворные? – спросила Кассиопея.

– Ну а как ты их представляешь?

Скелеты, летучие мыши и совы, чудовища, обитающие в ночи, – все они населяли истории о Шибальбе.

– Страшные, – осторожно заметила девушка. – Я не права?

– Нет, не страшные. Давно умершие дамы и кавалеры, жрецы, купившие проход в мое королевство много веков назад. Все они в лучших своих нарядах.

Взгляд Хун-Каме потеплел при воспоминании о его доме, и хотя Кассиопее ни капельки не хотелось посмотреть на Подземный мир, она улыбнулась.

Увидев ее улыбку, бог кивнул.

– Теперь я позволю тебе поспать, – сказал он.

Девушка вздохнула и опустила голову на подушки. Его удаляющиеся шаги вдруг замерли.

– Будь уверена, твое тщеславие в безопасности, – сказал Хун-Каме.

Он стоял у соединяющей их комнаты двери и, засунув руки в карманы, о чем-то думал.

– Прости?

– Ты волновалась из-за волос. Сказала, это единственное, что красиво в твоей внешности.

– А, уже не важно…

– Нет, не единственное.

Он не смотрел на нее.

– Спасибо, – пробормотала она.

Дверь за ним закрылась.