По обе стороны горизонта - Генрих Аванесов Страница 24

В один из октябрьских, промозглых вечеров, когда события вокруг радара достигли своего пика, в моей квартире раздался телефонный звонок. Я только что вернулся из института и собирался что-нибудь съесть. Звонила мама Сереги. В полном смятении она просила меня срочно приехать. Я забыл про еду и бросился к ней. Серегин отец был уже дома. В полном молчании он собирал небольшой чемодан. Сбивчиво, заливаясь слезами, мама рассказала мне, что два часа назад из Воронежа пришло сообщение, что Серега арестован. За что, почему, когда – неизвестно. Отец едет туда разбираться. Я сказал, что еду тоже. Договорились встретиться на вокзале. Я снова помчался домой собрать вещи и предупредить родителей. Через три часа мы уже ехали в поезде. Билеты были только в общем вагоне, но выбирать не приходилось.

Во второй половине следующего дня мы на такси подъезжали к рыбозаводу. Там никого не было. В доме, где жил Серега, входная дверь была распахнута настежь. Внутри все перевернуто. На полу валялось несколько тетрадей с записями, которые он вел. Я подобрал их. Еще я нашел там несколько старинных книг и рукописей, которые тоже забрал с собой. Оба цеха, старый и новый, тоже были открыты. Я заглянул в них. Оттуда шел тяжелый запах тухлой рыбы. Несколько осетров валялись на полу, обгрызенные то ли собаками, то ли крысами. Трудно было поверить, что еще совсем недавно здесь был идеальный порядок. Кто-то уже начал выламывать оконные рамы. Света не было. Только на прудах кипела жизнь. Несколько браконьеров тащили сеть. По берегам, несмотря на дождь, сидели рыбаки с удочками. Делать здесь было нам уже нечего, и мы на той же машине поехали в городской отдел милиции. Там нам сказали, что все руководство рыбозавода неделю назад было арестовано по обвинению в расхищении социалистической собственности и находится кто в отделениях милиции, кто в следственном изоляторе. Узнать об этом можно будет только завтра, когда будет начальство. Из милиции мы поехали в общежитие политехнического института. Там мне удалось отыскать наших ребят. Они знали о случившемся, но были уверены, что Сереги это не коснулось. Переночевали мы в общежитии, а утром разъехались в разные стороны. Отец Сереги в прокуратуру, а я в институт. Там ребята познакомили меня с несколькими преподавателями, а те помогли попасть на прием к ректору. В первый момент, войдя в его кабинет, я усомнился в успехе своей миссии. Сидящий под портретом Ленина ректор выглядел грозным поборником устоев социалистического общества, которому дела нет до расхитителей его собственности. Это он мне сразу и сказал, когда я объяснил ему цель своего визита. Но он дал себе труд выслушать меня до конца, и его настроение изменилось. Я клялся всеми святыми, что Серега – бессребреник, борец за научную идею, человек далекий от каких бы то ни было материальных интересов. Похоже, мне удалось убедить его помочь хотя бы выяснить ситуацию. Он потянулся к телефонной трубке и начал с кем-то говорить, обращаясь к собеседнику на ты. Что говорил ректор, я слышал. Ответов, естественно, нет, но по выражению его лица мне показалось, что положение не безнадежно. Так и оказалось на самом деле. Положив трубку, ректор посидел минуту молча, как бы решая для себя, рассказывать мне, в чем дело, или нет. Наконец, решился, и я узнал, что говорил он с прокурором города, которого знает с детства. Тот сказал, что директор рыбозавода, бухгалтер и кладовщик с год назад, когда на озерах появилась рыба в большом количестве, начали подторговывать ею в своих интересах. Они усердно раздавали взятки всем, кто мог видеть или мог знать об этом, и до поры до времени все было тихо. Но в город тайно приехали проверяющие из столицы, которым кто-то донес о рыбке и икорке, плавающих по столам чиновников в обход торговой сети. Брать-то, конечно, надо было бы в первую очередь их. Они создали обстановку, в которой злоупотребление стало возможным. Но тогда сажать надо было слишком многих. Вот и взяли только директора с подельниками. А входит ли ваш товарищ в эту преступную группу, пока не известно. Прокурор обещал вызвать следователя, чтобы узнать подробности. Я еду к нему.

Ректор взял меня с собой в машину. Мы доехали до прокуратуры, неподалеку от которой он предложил мне погулять, а сам вошел внутрь. Я спрятался от дождя под козырьком какого-то подъезда и стал ждать. Первое, чего я дождался, это появления отца Сереги. Он вышел из прокуратуры и начал оглядываться по сторонам, видимо, размышляя, что делать дальше. Я подбежал к нему, и, обменявшись информацией, мы вместе стали ожидать дальнейших событий. Его информация совпадала с моей, но не содержала комментариев, которые позволил себе ректор в моем присутствии.

Ждать пришлось долго. Мы продрогли. Наконец, я увидел ректора выходящего из подъезда вместе с милицейским майором. Я подошел и остановился в отдалении. Ректор сделал знак, подтверждая, что видит меня, и продолжил разговор. Затем подозвал меня.

– Разрешите представить, – чуть церемонно начал он, показывая на меня майору, – лучший друг нашего узника. Бросил все, примчался сюда вместе с его отцом. Хорошо иметь таких надежных и самоотверженных друзей. Поезжайте в отделение милиции и освободите его. Да, и помогите им всем взять билеты в Москву на ближайший поезд. Я думаю, они захотят как можно скорее выбраться из города, где сажают за незаконный лов ценных пород рыбы, которая отродясь здесь не водилась.

Когда он произносил эти слова, я поймал его взгляд, в котором читалась явная насмешка. Вместе с отцом Сереги мы сели в автомобиль майора, старенький милицейский газик, и поехали в отделение милиции, где уже неделю находился сам Серега. Майор очень неохотно выполнял возложенную на него миссию. Казалось, что он каждую минуту ждал отмены указания и тянул время, как мог. Сначала мы долго колесили по городу, потом ждали, когда вернется с обеда какой-то лейтенант, потом ждали старшину. Время шло, и майору надоело ждать. Он отдал нам Серегу, который вышел к нам в таком виде и с таким выражением лица, что даже отец мог усомниться в своем родстве с ним. За десяток лет, что я знал Серегу, мне приходилось видеть его больным и здоровым, веселым и грустным, потерянным и одухотворенным, короче, разным. Но о существовании того Сереги, что вышел к нам из отделения милиции, нельзя было и помыслить. В том, что он был грязен и сильно исхудал, ничего удивительного не было. Но к нам вышел циник, сыпавший отборным матом в адрес милиции, власти, всего человечества, о благе которого он всегда так пекся. Развязные манеры, походка, выражения, странный блеск в глазах. Мне кажется, он долго не мог понять, кто мы такие и зачем оказались здесь. Так или иначе, надо было выбираться отсюда. Сколь мог деликатно, я напомнил майору о просьбе ректора помочь нам уехать в Москву. Он сказал, что в машине кончился бензин. Я сделал вид, что хочу позвонить. Он сразу сдался. Мы приехали на вокзал и уже через полчаса держали в руках билеты в Москву.

Несмотря на усталость, я долго не мог уснуть. На нижней полке что-то в полусне бормотал Серега. Поезд немилосердно качало и трясло как в лихорадке. Было ощущение, что мы едем совсем не туда, куда надо, а может, так и было на самом деле. Что-то в мире устроено неправильно. Нет гармонии в жизни, в отношениях. Все непрочно. Торжествует не разум, а глупость, жадность, корысть и случайность. Если так пойдет и дальше, – я не решил, что будет дальше. Сон беспокойный, прерываемый кошмарами и нелепыми ситуациями, суть которых невозможно было понять, поглотил меня.