Шанс? Жизнь взаймы - Василий Кононюк Страница 24

Пусть пребывает с тобой Божья благодать, и пусть не оставляют тебя силы в трудах твоих.

Писано в году шесть тысяч восемьсот девяносто восьмом от Сотворения мира, в месяце листопаде, числа тридцатого. Писано писарем походного атамана Ивана Товстого казаком Богданом Шульгою».

Прочитав свой опус еще раз, оставил дьякону на столе серебряк за труды его, собрал свои пергаменты, посыпал песком, спрятал в специальный, выдолбленный из мягкого дерева тубус с крышкой – и пошел на наш постоялый двор читать товарищам, чего я сочинил. Текст уже был предварительно оговорен, от себя внес только титулы, Иллара князем обозвал, у них на Кавказе, откуда его предки родом, все князья, тут не ошибешься.

Ну а мне маменька намекнула, что в наших с Богданом жилах вполне боярская кровинка затесаться могла, грех не воспользоваться. Напиши, что с сыном кузнеца святой Илья балакает, – кому интересно, все скажут блаженный: в каждом городе возле церкви таких десяток найдешь. А если с боярским сыном разговор ведет, тут совсем другое дело, может, и скажет чего достойного для княжьих ушей.

Но этого мы, естественно, товарищам зачитывать не будем. Не принято у казаков титулами предков хвастать, могут и язык отрезать или еще что, не менее важное, но разговаривать после этого точно не сможешь. Так что когда зачитывать будем, мы эти места немножко пропустим. Оставим титулы тому, кому они интересны.

Голодный, но довольный собой, зачитал товарищам наше письмо, спрятал его обратно и принялся пополнять энергетические запасы организма. Но товарищи уже насытились, им, смакующим единственную кружку пива – больше Иван не разрешал употреблять, – хотелось живого человеческого общения. Поэтому они начали приставать ко мне с различными нескромными вопросами:

– А кто ж тебя, Богдан, грамоте учил, что ты так шпарко по писаному речь ведешь?

– Я, Дмитро, как малый был, жили мы тогда в поместье боярском. Младший сын боярский погодок мой, играли всегда мы с ним вместе. Когда его грамоте учили, он меня завсегда с собой брал. С тех пор знаю, как буковки складывать. А шпарко речь вел, оттого что помню и знаю, что там писано, мне и в грамоту глядеть не надо.

– А с дьяконом что делать, который грамоту писал? Он же нас выдать может, – никак не унимался Дмитро, прирожденный подпольщик.

– Ничего он не выдаст, я его «ножом по горлу – и в колодец» [5], – захотелось мне пошутить.

За столом стало тихо. Перед бурей так бывает: затихает все. Понимая, что мои товарищи не знакомы с классическим советским кинематографом и моя шутка не нашла своего слушателя, попытался объяснить, в чем юмор:

– Да шуткую я, казаки, вспомнился мне боярин покойный, у него такая примовка была. Его спросят, что делать будем, а он завсегда отвечал: ножом по горлу – и в колодец. Биться дюже любил.

Все молча смотрели на меня, ожидая еще чего-то. Но мне непонятно было чего.

– Что вы на меня уставились, кусок в горло не лезет. Сами сытые сидите, а мне вечерять не даете, – попытался выразить свое недовольство их недоверием.

– С дьяконом что? – жестко спросил Иван, пристально глядя на меня.

– А чего с ним будет, спит дома пьяный. Он пока кувшин вина в себя не залил, писать не мог, руки трусились. А потом дело пошло. Только повторять по пять раз нужно было, ничего не помнил. Так что завтра вообще не вспомнит, о чем писал, а вы что подумали – я безвинную православную душу порешил?

– Кто тебя поймет, Богдан. Чужая душа потемки, а ты чудной, тут и не знаешь что думать.

– Ты лучше так больше не шуткуй. Ты лучше совсем не шуткуй, пока с похода не придем, дома будешь шутковать, – подвел итог нашим дебатам Иван.

Сделав вид, что обиделся, отказался от пива, молча поужинал и пошел спать. Шутка, конечно, дурацкая вышла, непонятная тем, кто кино «Джентльмены удачи» не видел. А тех, кто видел, в наличии не было.

Тут мне в голову случайно умная мысль пришла. Не может быть, что я один такой уникальный на всей планете. Для людей, знающих законы больших чисел, это было совершенно очевидно. А у меня определенные склонности к большим числам – родители, пусть земля им будет пухом, выявили еще в детстве, когда денег просил.

Пусть не из Санкт-Петербургского института нашего, но и без него людей, умирающих насильственной смертью, которые перед этим мучаются, в нашем мире хватает. Значит, может и сюда параллельно перенести. Как там профессор рассказывал: мультиплексные личности, одержимые, блаженные – вот контингент, с которым стоит пообщаться. У нас тут, слава богу, не Европа, где их быстренько на костер или к экзорцисту, что еще хуже: на костре хоть спалят по-быстрому, а изгоняющие дьявола могут неделями мучить, пока не кончат или с ума не сведут.

Эти мысли настолько захватили меня, что начал мечтать о команде спецов во всех отраслях, которую соберу и устрою тут научно-технический переворот. С этими сладкими мечтами, столь желанными, но в которых, к сожалению, было мало реального, уснул.

Дальнейший наш путь лежал через Новогродок в Гродно. До Гродно оставалось десять обозных переходов – пять до Новогродка и пять до Гродно. Выехали мы затемно, кони были отдохнувшими, дорога утоптанна. Мы собирались максимально приблизиться за сегодняшний день к Гродно, так чтоб завтра, в пятницу, успеть на базар. Кроме всего прочего, нам нужно было продать наши остатки и новую добычу, а также разведать, есть ли Витовт в Гродно и его приблизительный распорядок дня.

Ехали мы быстро, насколько позволяли кони. У нас на пятерых оставалось семнадцать коней, семь навьючили мешками с товаром, припасов у нас не было совсем, десять были посменно под седлом. Теоретически, имея по три коня на брата, за день можно было добраться до Гродно, но кони из последнего хабара, хоть были значительно мощнее наших низкорослых татарских лошадей, но уступали им в выносливости. Да и загоняться смысла не было – нам ведь трофейный десяток коней продать еще нужно. А кто коня купит, которого от усталости шатает?

За окрестностями следили вполглаза – как объяснили опытные товарищи, засада по такой погоде практически невозможна, следы на снегу трудно спрятать, да и прятаться в зимнем лесу тяжело, издали все видно. Тут мне сложно было с ними согласиться: белые маскхалаты, лыжи и метлы – такого немудреного набора аксессуаров для меня бы было достаточно, чтобы организовать засаду, неразличимую с двадцати шагов.

По полудню добрались без происшествий до Новогродка, в корчме за городом перекусили, дали короткий отдых лошадям, полюбовались издали на массивные каменные укрепления здешнего замка. Семь башен по периметру стен были еще недостроенные, но выглядели укрепления очень солидно.

Только прибыв под эти стены, вспомнил, что этот город считается центром зарождения Литовского княжества. В нем, по преданиям, короновался лет сто пятьдесят назад знаменитый князь Миндовг. Этот городок именовали в летописях и Новогородок, и Новгород-Литовский. Местный диалект наиболее адекватно описывается как Новогродок, поляки в будущем назовут его Новогрудек. В общем, каждый называл как хотел.