Бремя стагнатора - Сергей Чекмаев Страница 23

– Вам помочь, щедрый господин? Вот фрукты, свежие и засахаренные, печеные тыквы, сладости, просовый настой…

«Ну, конечно, – Косталан поморщился. По налобной повязке кузнечного цеха и черным от въевшейся шлаковой пыли рукам с десяти шагов видно, какой я „господин“. Но ведь торговка и последнего босяка назовет богачом, лишь бы прикупил чего-нибудь на пару медяков».

– Щедрый господин сегодня не при деньгах, – сказал он. – Так что придется твоим сладостям ждать другого покупателя.

Он придирчиво покопался в груде печеных тыкв, отложил в сторону несколько вчерашних, заветренных, наскоро прогретых на пару, чтобы казались свежими. Наконец отобрал две самые сочные и вкусные на вид.

– Сколько?

– Шесть! – сказала торговка и хитро глянула на Косталана.

Она была явно новенькая в их квартале – муж или зять привез вместе с целой повозкой фруктов и сладостей, посадил торговать. В припортовой деревеньке, откуда она родом, любой горожанин кажется состоятельным. Не грех и обжулить такого, назначив тройную цену против обычной. Небось, не обеднеет.

– Первый день сидишь? – спросил Косталан. – Ну, сиди, сиди. За шесть медяков я в следующем ряду полприлавка скуплю.

– Да у них старье и гниль одна! А у меня свежее все.

– Вот я и проверю. Если и вправду так, клянусь – буду впредь только у тебя покупать.

И он сделал движение, якобы собираясь уходить.

– Эй, постой! – переполошилась торговка. – Я ошиблась…

– Что случилось? Твои тыквы неожиданно подешевели?

– Пять. Согласен?

Косталан вздохнул.

– Объясняю… и только из уважения к твоим сединам, рейст-само…

Торговка насупилась. «Рейст-само» означало «бабушка».

– …я хожу через этот рынок каждый день. И почти каждый день покупаю здесь еду для своей семьи. И еще ни разу печеные тыквы не стоили больше одного медяка. Понятно?

Он снял со связки две самые мелкие монеты, подбросил на ладони. Отполированные сотней рук медные кругляши задорно сверкнули в лучах заходящего солнца.

– Ладно, забирай, – проворчала торговка и, не удержавшись, ехидно добавила: – Внучек…

Посмеиваясь, кузнец пристроил под мышку еще теплые «солнечные шары», кинул на прилавок монеты и махнул старухе. Сделал шаг вперед, остановился и улыбнулся чему-то своему. Лицо его сразу разгладилось, подобрело и стало видно, что он, в сущности, очень молод – вряд ли видел больше двадцати пяти зим. Кузнец снял с нитки еще одну монету:

– Ладно, уговорила. Дай сахарных орехов на медяк. Только, – он подмигнул, – действительно на медяк, рейст-само. Ведь мы оба знаем, сколько это будет, правда?

Ругаясь и ворча себе под нос, торговка отсыпала в бамбуковый туесок горсть орехов.

– Мало!

Она добавила еще, потом, повинуясь голосу Косталана, еще немного.

– Вот и спасибо, – кузнец упрятал туесок за пазуху. – Хорошо поторговать, рейст-само.

Старуха проворчала:

– Да уж, с вами, скупердяями, наторгуешь. Разоришься скорее, да по миру пойдешь.

Но Косталан уже свернул за рыночную ограду и не слышал ее причитаний. А и слышал бы – не обернулся. Сама виновата: не тот квартал выбрала, чтобы на прибыльную торговлю надеяться. Надо было в Ясеневом, Ореховом, Самшитовом устраиваться или, если уж на то пошло, двигать прямиком в Мраморный город. Правда, там и место на рынке стоит совсем другие деньги, да и кварталы легионеров неподалеку. А Ресницы Всевидящего Ока любят по пьяни устраивать самочинные обыски мастеровых домов и рынков. Да так, что половины товара потом не досчитаешься: что с собой не заберут, разобьют или перетопчут. А что им – все равно оправдаются. Скажут, крамолу искали, оружие, припрятанное для лихих людей, или секретные письма. Блюдем, мол, чистоту Соцветия во славу императора!

Вот и думай, деревенский торговец, куда лучше податься – в Мраморный город, где рыночную пошлину и за три дня не окупить, или в Глиняный да Бамбуковый кварталы, в коих даже у всех жителей вместе взятых не наберется денег на твой товар.

Запахло гниющей тиной и нечистотами – отводной канал рядом. Обычно Косталан избегал ходить этой дорогой, пусть она и короче, но сегодня он хотел попасть домой пораньше. Кузнец пристроил тыквы поудобнее, задержал дыхание и перепрыгнул узкий каменный желоб с мутной, зеленоватой водой.

Жаль, «рейст-само» не видит этой красоты. Иначе сразу перестала бы причитать и торговаться с покупателем-скрягой. Живо бы сообразила, сколько здесь, в Глиняном квартале, таких, как он. Раз-два – и обчелся. Несколько младших подмастерьев с завода огненной смеси, портовые рабочие, помощники мелких чиновников – переписчики, курьеры, носильщики. В общем, все те, кому повезло работать на императора, да продлится вечно его правление!

Как и сам Косталан. Благодаря способностям к кузнечному делу, ему удалось подняться над обычным уровнем Глиняного квартала. Тяжелая, изматывающая, но все-таки интересная работа в императорских кузнях приносила ему треть серебряного чига, а то и больше! Хватало и на себя, и переправить десяток медяков родне с надежным человеком, и – с недавних пор – на Юнари.

Подумав о ней, Косталан улыбнулся. Разве можно сетовать на мир, горевать и причитать, когда она с ним? С ее появлением дом, выкупленный десяток оборотов назад у вдовы Набарги, как будто осветился изнутри, став нарядным и по-настоящему родным. Теперь кузнец торопился уйти с работы пораньше, зная, что дома его ждут, что Юнари считает мгновения до его прихода, волнуется, если он вдруг задерживается.