Отчет Брэдбери - Стивен Полански Страница 23

— Не думаю, что я ему понравился, — ответил я с некоторым злорадством.

В их последней беседе, утром в библиотеке, перед нашим отбытием, ее отец сказал, что «насладился» нашим разговором. Сара воспользовалась этим, чтобы сообщить ему о переезде ко мне.

— Он впал в ярость, — сказала она.

Я подумал, сколько фальши было в его негодовании.

— Он уже знал, — отозвался я.

— Что?

— Он уже знал, что ты живешь со мной.

— Ты ему сказал?

— Он сказал мне.

— Откуда он узнал? — изумилась она.

— Не могу представить.

Он сказал ей, что разочаровался в ней. Что не может потворствовать ее поведению. Что ее поведение скандально. Что он смущен, растерян из-за нее. Неужели она забыла, кто она такая? Потом, словно в наказание, заявил, что осенью она поедет в Париж. Сара ответила, что не поедет. Поедет, сказал ее отец, потому что он так решил. Нет, она ни за что не поедет. Он спросил: она что, противится ему? Получается, так, ответила Сара. Он захотел узнать, из-за меня ли это. Отчасти да, сказала она. Значит, она решила остаться со мной? Она сказала: думаю, да. Если она противится, сказал ее отец, ему не остается ничего иного, как отречься от нее. «Как знаешь», — ответила Сара.

Я любил ее за это. В то время мне не нужно было других причин, чтобы любить ее.

Настал вечер последнего дня перед отъездом Анны. Рано утром ей надо было возвращаться в Айову. Мы уже съели холодный ужин за кухонным столом, я помыл посуду, но мы еще не пожелали друг другу спокойной ночи. Весь вечер мы почти не разговаривали. Ни одного упоминания о моем клоне, о ее организации или других серьезных вещах. Ни разу после окончания того разговора, когда она рассказала мне, чего от меня хотят и насколько это опасно. Она ушла из дома на несколько часов. Не знаю, что она делала, пока отсутствовала. День выдался очень жаркий. Я чувствовал небольшую слабость и непонятный озноб, поэтому оставался в доме. Глядя в окно, я ждал близнецов, Софи и Мэри, но они не появлялись. Когда Анна вернулась, она прошла прямо в комнату для гостей, чтобы упаковать вещи. Было очевидно, что она хочет оставить меня наедине с собой. Я попытался использовать это время на то, чтобы подумать о ее предложении. Я очень старался, но был рассеян больше обычного. Когда от дня ничего не осталось, когда он совсем закончился — моя мать по непонятной причине называла это время «сиреневым часом», мы молча расположились в гостиной. Анна допивала чашку чая. Я бездельничал. Было так, словно мы поженились сорок лет назад. И тогда (этот вопрос возник у меня только после того, как я перестал думать) я спросил: разве не ко мне первому обратится правительство, когда обнаружится, что мой клон пропал? В таком случае, я должен быть последним, с кем ее организация захочет познакомить клона, которого они наконец заполучили.

Видимо, этот вопрос долго мучил ее и остальных. Анна ответила мгновенно и более подробно, чем казалось необходимым, — она сказала мне больше, чем я тогда хотел знать, — словно частью ее задания было придать всему логическую завершенность.

Слишком много сложностей, сказала она. Вероятность того, что клон сбежит из Отчужденных земель, незначительна. В любом случае это не рассматривается как «побег». Клон не имеет понятия о побеге, о том, как подготовиться к нему и как выжить за пределами Отчужденных земель. Он понятия не имеет о том, что вне Отчужденных земель существует нечто, куда он может убежать. Клон понятия не имеет о возможности скрыться в Канаде или любом другом месте. Разумеется, клон не имеет понятия о политических границах или национальных государствах. Если клон каким-то образом окажется за пределами Отчужденных земель, сказала Анна, он будет абсолютно не способен иметь дело с окружающим миром. Клон, и я должен об этом помнить, не знает, что он — клон, не понимает, что такое клон, не знает, что существуют оригиналы и копии оригиналов. Клон, вероятно, не умеет говорить, чтобы сказать кому-то, с кем он может столкнуться, кто или что он, откуда он прибыл. Клон, вероятно, не понимает, что такое дороги, автомобили, магазины, деньги. Скорее всего, клон — они это узнали опытным путем — будет напичкан лекарствами до бессознательного состояния. Вполне возможно, что его собьет машина или грузовик на любой дороге, где он, к своему несчастью, случайно окажется. Если он выживет, то о нем сообщат в местную полицию как о бродяге, пьянице или сумасшедшем. Тогда его поймают и арестуют. Если кто-нибудь заметит с внутренней стороны его левого предплечья штриховой код и сообразит, что это клон, его могут передать официальному лицу, связанному с Отчужденными землями, а так как клон видел, хотя и смутно, внешний мир, то он будет немедленно казнен. Если же, что гораздо вероятнее, в клоне не признают клона и он не найдет способа убить себя, его рано или поздно поместят в сумасшедший дом.

Вероятность любой из этих случайностей, сказала Анна, бесконечно мала. Но даже если их допустить, практически нет шанса на то, что клон, прежде чем с ним что-то случится, свяжется с одним из немногих членов сопротивления, живущих на границе с Отчужденными землями, какими бы бдительными эти диссиденты ни были. Еще менее вероятна возможность того, что один из членов сопротивления, вылечивших клона, узнает его оригинал. Правительство полагает, что вероятность обнаружения заблудшего клона или возможность того, что член сопротивления знаком с оригиналом клона и сможет признать в клоне оригинал, настолько мала, что ее даже не стоит учитывать. Главный принцип — оригинал никогда не должен вспоминать о своей копии, никогда не должен иметь с ним контактов, даже если копия умирает. Совершенно точно, что оригинал клона будет самым последним человеком, кого правительство заподозрит, если клон пропадет без вести. Таким образом, сказала Анна, я буду последним, к кому явится «команда Долли» (такая организация существует на самом деле).

— Но они все-таки придут, — сказал я.

— Они придут, — подтвердила Анна.

На следующее утро, совсем рано, мы сидели на кухне. Я тупо наблюдал, как Анна торопливо завтракает. Она была готова к отъезду. Я ничего не сделал, чтобы помочь ей собраться. Рядом с ней на полу стояли чемодан, пакет из магазина с едой и питьем для поездки, а также маленький черный ранец, которого я прежде не видел.

— Я позвоню через три дня, когда вернусь в Айову, — сказала она. — Ты сообщишь мне свое решение.

— А если мне понадобится больше времени?

Вопрос прозвучал фальшиво. Я уже принял решение.

— У нас мало времени, — сказала она. — Если ты согласишься сделать то, о чем они просят, я вернусь за тобой через десять дней. Ты должен быть готов поехать со мной.

— Куда?

— В Канаду.

— Куда именно в Канаду? — спросил я.

— Не могу сказать, пока ты не решил.

— Я записан к врачу, — сказал я. — Через шесть недель. Он должен посмотреть, насколько сильно повреждено мое сердце. Насколько все плохо.

— В Канаде есть врачи, — ответила она.