Красные камзолы. Капрал Серов: год 1757 - Иван Ланков Страница 23

Я еще раз бегло осмотрел листы со своими каракулями. Мосты, мостки, холмики, овраги, изгибы дорог, приметные дома во встречных деревнях, особо запоминающиеся элементы местности, имена старост и помещиков… Оказывается, записал-то я очень даже много. Листов эдак тридцать извел с двух сторон. А Мартин Карлович превратил все это в одну схему и два столбца аккуратных строк со словесными пояснениями. И у него описание маршрута вышло более емкое и понятное, чем мое вот это все… Что-то мне в голову закралась крамольная мысль, что господа офицеры в штабе не только пьянством занимаются.

Поручик стянул со столика писаря лист с примечаниями, пробежал взглядом.

– Ну да, все. Так, Жора. Через два часа… – поручик сверился с гулко тикающими настенными часами, – нет, уже через час, подходи со своим излеченным солдатом сюда. Во всем параде. Пойдем в полковую управу. Все как положено: я буду докладывать, вы с Кривичем стоять столбами по краям от планшетки, а господин капитан – похвалы получать.

Я растянул губы в вежливой улыбке и поднялся с табуретки.

– Ну куда вскочил-то? Время еще есть немножко. Вот, чай допивай. И… – Мартин Карлович с усмешкой посмотрел на меня, – расскажи промежду делом, как у тебя вдруг еще один солдат к лекарю угодил. Вроде только-только все выздоровели – и тут на тебе, какая незадача!

Я чуть наклонил голову и изобразил из себя эталон слова «вежливость» из Парижской палаты мер и весов. Чай холодный и несладкий, ну да что ж теперь. Допил одним глотком, отставил глиняную пиалу на край стола, откуда ее тут же забрал подскочивший Федька.

– С лестницы упал, ваше благородие.

– Батюшки! Так-таки с лестницы? – притворно всплеснул руками Мартин Карлович.

– Точно так. С лестницы. Меня вот не было, эти лентяи забыли крыльцо песком посыпать.

– Вот беда! Но, надеюсь, на этот раз этот твой Заноза никого за щеку не кусал?

– Никак нет! Крыльцо ошкурено, обработано, солдат Белкин никаких заноз не получил. Только синяк небольшой от падения. Лекарь сказал – уже завтра может вернуться к экзерцициям.

Мартин Карлович спрятал невольно мелькнувшую ухмылку в своих рыжих усах. А потом посерьезнел и строго произнес:

– Ну-ну. Ты вот что. Внимательнее все песочком посыпай, капрал Серов. Полковник Лебель у нас сторонник прусской системы муштры. Ежели солдаты и впредь так с крыльца падать будут – то он все ваше капральство сквозь строй прогонит. Чтобы, значит, все сразу к занозам привыкали. Ступай.

* * *

Псков утопал в снегу. Метель никак не успокаивалась. Когда я дошел до дома, выделенный моему капральству под кантонир-квартиру, весь кафтан был покрыт толстым слоем налипшего снега.

В сенях ко мне подскочил Степан и быстро прошелся по кафтану веником, стряхивая снег. Я еще пару раз топнул башмаками о половицу и вошел в дом.

Было дымно. Снег забил трубу плохо сложенного дымохода, дым валил из печи внутрь и скапливался под потолком. Хозяин открыл волоковое окно вверху стены, чтобы дыму было куда уходить. Это не сильно помогало, потому хозяин с ворчанием елозил в узком оконце длинной палкой, выталкивая наружу налипшие на бревна сугробчики.

Волоковое окно – это такая прямоугольная дыра в стене под самым потолком. Туда должен выходить – выволакиваться – дым, когда помещение топится «по-черному». Я был сильно удивлен, когда узнал, что отопление «по-черному» – это не значит, что весь дом будет прокопчен сажей. Если правильно топить печь – то не только стены, но и потолок будет без сажи. А еще вдоль потолка местные на тонких бечевках развешивали рыбу, мясо и спокойно коптили ее холодным дымом. Чего ж добру пропадать? Два в одном – и отопление, и коптильня. И что удивительно – нет никакой вони. Так, легкий запах протопленной бани и горячего дерева, не более того. Но это если топить правильно. Я правильно топить не умел, у меня получалась какая-то газовая камера, а не отопление «по-черному». Тут ведь надо не только правильно играть с вентиляцией, вовремя пододвигая задвижку на волоковом окне, увеличивая или уменьшая зазор, но и как-то по-хитрому подбирать дрова вперемешку с древесным углем. Этому искусству местные учатся с детства. И если как-то работать по хозяйству здешние дети начинают чуть ли не сразу, как научатся ходить, то к печи хозяйка дома станет подпускать дочь разве что годам к двенадцати. Считай, на десятом году обучения этому искусству – топить «по-черному».

Камины и печи с трубами появились здесь совсем недавно. Говорят, что в одно время с царским указом брить бороды, то есть при императоре Петре Великом. Такие печи были очень дорогими, их надо было уметь правильно складывать. В деревнях печи с трубами не любили. И неудобно, и расход дров больше, и жар не тот. В городах печные трубы старались делать обязаловкой. Пожаров меньше, да и дома можно ставить теснее друг к другу, когда дым вытягивается наверх через печную трубу, а не вбок через волоковое окно. Но, как и всякая инновация, внедрялось это дело административно-командными методами. И втихую саботировалось населением. Потому что новое запросто может оказаться очередной временной блажью понаехавших немцев, которую вскоре отменят, а своя методика – вот она, годами отработанная, простая и понятная.

Пользуясь тем, что в доме и так дымно, солдаты беззастенчиво курили прямо в большой обеденной комнате. Собрались в тесный кружок вокруг выбритого налысо Еремы и вели неспешную беседу.

Ну как – беседу? Ерема рассказывал, а остальные слушали. Судя по их лицам, рассказ был совсем не веселый. Белкин так и вовсе был смурной и лишь в бессильной злобе стискивал в кулаки свои длинные жилистые ладони. Уже вернулся из лазарета, надо же! Быстро он. А я-то думал, воспользуется возможностью легально уйти в запой. А где Сашка? А, вот он. Сидит наша заноза спокойно, слушает Ерему. И, что интересно, сидит рядом с Белкиным. И ничего, не вижу на их лицах никаких признаков смертельной вражды. И куда пропало то бешенство, с которым они смотрели друг на друга еще неделю назад?

Ерема заметил меня и замолчал. Остальные солдаты тоже притихли, и только Белкин проронил, хмуро глядя куда-то в пол:

– У нас в Шлиссельбургском полку так же было. И не пару месяцев, а все семь лет, что я там был. И, говорят, до меня так же было. Считай, всю жизнь. Вот говорят – немцы, немцы, прусская муштра… – Белкин в сердцах хлопнул себя ладонями по коленям. – Так их у нас и не было вовсе, немцев-то этих. Раз-два и обчелся. Остальные все свои, православные, природные русаки. И у тебя в монастыре тоже – откуда немцам-то взяться? А вот поди ж ты…

Тут он заметил, что все замолчали, и поднял голову. Увидел меня, вскочил и вытянулся во фрунт. Я поморщился и кивнул на обеденный стол, заставленный пустыми деревянными мисками. Старый солдат Семен Петрович по-своему истолковал мой жест и слегка поддел ногой одного из новых солдат, из шлиссельбургских сироток. Тот подскочил и начал убирать со стола. Похоже, при мне они продолжать этот разговор не хотят. Только вон Никита косится как-то диковато, исподлобья. Ну, нет так нет.

– Чего расселись, воины? Лясы точите, а человек вон, – кивнул в сторону копошащегося у волокового окна хозяина, – работает. А вы чего, белоручки, что ли? Возьмите лопаты да идите снег вокруг дома убирать. Навалило так, что скоро уже не пройти будет. Никита, Алешка. Помогите Ереме облачиться в парадное. Парик, камзол чтобы чистенький, все дела. Мы с тобой, брат, пойдем в полковую канцелярию, поработаем немножко мебелью при поручике Нироннене.