Ольф. Книга вторая - Петр Ингвин Страница 22

Руслан как-то сумел развести руками, не отрывая их от руля.

— Эти качества несовместимы в одной личности, если она не страдает шизофренией. Потому — радуйтесь приятному разнообразию, — подвел он для жены итог своих размышлений, — вон сколько всего — для женщин…

— А жена волшебника? — вопреки сказанному ввернула Света, — положительный образ?

Она совершенно забыла о недавней зажатости. Вот что разговор животворящий делает. Эх, если бы все люди, прежде чем сделать гадость соседу, сначала поговорили по душам…

— Естественно. — Руслан ненадолго умолк. — Собственно… Жена волшебника, принцесса, Эмилия, бывшая женой коменданта, прочие — тоже собирательный образ всех любимых мужчинами женских качеств.

— Женщину, религию, дорогу — каждый выбирает по себе, — тихо процитировала Света Левитанского.

В машине вновь установилась нервная, гудящая о грунтовку тишина.

Каждый старательно избегал темы, что будоражила воображение всех. Никто не хотел в качестве ледокола-первопроходца бодаться с потрескивающим от напряжения айсбергом, чтобы проверить на прочность. Никто не хотел делать первый шаг. Куда? Никто пока не знал и потому не хотел испытывать судьбу.

Руслан начал заученно-четко декламировать:

— Ты живи себе гуляючи за работницей женой,

По базарам разъезжаючи, веселися, песни пой,

А вернешься с торгу пьяненький — накормлю и уложу,

«Спи, пригожий, спи, румяненький!» — больше слова не скажу.

Поставив интонационную точку, он многозначительно понизил тон:

— Идеальная спутница жизни, правда? Собирательный образ лучшей женщины всех времен и народов с точки зрения обывателя. Все такую хотят, все о ней мечтают.

— Хотеть и мечтать не вредно, — возразила Света, — но вообще-то идеальной женщине нужен идеальный спутник.

— В жизни чаще все совсем по-другому, — вздохнул я.

— В жизни всегда все не так, как хотелось бы, — мгновенно отреагировал Руслан.

Я прибавил, раз уж началось словоблудие:

— Жизнь — не пряник, скорее — кнут. Если вспомнить твоего поэта, «надрывается сердце от муки, плохо верится в силу добра, внемля в мире царящие звуки барабанов, цепей, топора».

Парочка удивленно переглянулась, нараставшая наэлектризованность временно заземлилась.

— В другом месте Некрасов сформулировал девиз такой жизни более органично, — сказала Света. — «Люби, покуда любится; терпи, покуда терпится; прощай, пока прощается; и — Бог тебе судья!»

Впереди уходила в чащу оставленная лесовозами заброшенная просека. Лес здесь давно не возили, но дорожка была накатана — рыбаками, охотниками или подобными нам случайными посетителями.

— Сюда?

В ответ я в очередной раз пожал плечами.

На бездорожье водитель вряд ли следил в зеркало за задним пассажиром, пришлось продублировать голосом:

— Все равно.

Руслан свернул на еще более раскисшую грунтовку, теперь машина продиралась сквозь нависшие ветви. Вскоре ухабистая тропинка раздвоилась. Руслан выбрал более наезженную. Колея привела к берегу речки. Там мы благополучно завязли.

Чтобы что-то увидеть, пришлось выключить фары, но и после этого глаза еще долго привыкали к лесной темноте.

— Рули, я подтолкну, — предложил я, когда все вышли посмотреть на случившееся.

Света тоже вызвалась участвовать. Мы с ней встали сзади по бокам и уперлись ладонями в железо. Руслан нажал на газ, двигатель взревел, колеса провернулись…

— Ой!!!

Вскрик заставил обернуться: отскочившая Света размазывала на себе налипшие комья и кляксы.

— Еще раз! Враскачку! — скомандовал я

Руслан умело раскачал машину, но из плотоядно чавкающей глины она так и не выбралась.

— Еще разок?

— Давай, — со вздохом согласился рыжий водитель.

Мы оба уже понимали, что надо откапываться, а затем набросать чего-то под месившее грязь колесо, но по чисто мужской привычке попробовали еще раз. Единственное, чего достигли — как и Свету, меня с ног до головы окатило грязью.

Руслан все еще надеялся: то трогался осторожно, со второй передачи, то давил газ в пол. Я еще раз глянул на несущиеся снизу комки и брызги. Потом по сторонам.

— А здесь совсем неплохо.

Руслан отвлекся от затянутых в топь колес.

— Верно, — хмуро согласился он, — просто чудесно. Уголок — мечта туриста. Если не считать этой мутной лужи в центре величественной природной композиции.

— И меня в крапинку, — с обидой, что никто не замечал ее страданий, объявила Света.

Вновь поразили бездонные глаза. В таких не просто тонешь, в них, наперекор воле, хочется тонуть, заранее зная, что не выплыть. Понимаю выбор Руслана. Не понимаю, почему он сейчас здесь. За слова надо отвечать, это не обсуждается, но жена — дело святое. За такое можно и в морду. Скажем по-другому: за такое нужно в морду.

Может быть, он боится? После того, что случилось с Лавриком, я бы тоже боялся.

И снова на меня вскинулись и тут же убежали в сторону девичьи глаза — небольшие, но красивые, без дна и края. Вот кто боится. Она боится за него, чтобы не повторил судьбу Лаврика. Поэтому они здесь — вдвоем. Какой же нечеловеческой сволочью я выгляжу в их глазах. Если через секунду в спину воткнется нож — пойму и прощу.

Не воткнется. Лаврик был еще тем крепышом, и где он теперь? Даже если бы Руслан задумал нечто подобное, Света не позволит. Наверняка, предупредила, чтобы не пытался, он нужен ей живым и здоровым.

Вот так мужики перестают быть мужиками. Я бы бил обидчика невзирая на. Впрочем, есть объяснение: мое сердце свободно, потому и. Будь у меня любимая жена, все могло быть по-другому. Как? Не знаю. У меня нет жены.

Может, именно потому и нет?

Скрежетнула дверца, ботинки водителя один за другим хлюпнули в жижу — Руслан направился к ближайшей разлапистой сосне. Его рука потянулась назад к поясу, словно в желании почесать поясницу или размять постреливающий радикулит, и после невнятного движения фокусника обрела полуметровый тесак. Выудила его из ниоткуда, будто сотворив из воздуха, ведь у парня, кроме легкой курточки по талию ничего не было. Понятно, не считая обуви, джинсов и того, что под курткой.

Кривой тесак прекрасно заменил топор. Срубленные хвойные лапы легли под резину и днище, и невероятный «ножичек» отправился обратно за спину под куртку. Руслан прыгнул за руль.

Мотор взрыкнул, несколько движений враскачку, и с нежелающим отпускать причмокиванием мать сыра-земля позволила стальной карете выползти на пригорок. На этой площадке, видимо, останавливались охотники, уж больно местечко пригожее и обихоженное.