Вспомни меня - Дмитрий Лазарев Страница 22

– Отомстить, значит, решила, за брата своего? Могу понять. Но не принять. С чего ты, вообще, решила, что она использовала его? Разве не может человек влюбиться резко и сильно, как в болото ухнуть? Да, для твоего брата Кира оказалась роковой женщиной, но для нее, возможно, роковым мужчиной оказался Антон. А что если бы Миша встречался с кем-то, а потом бросил ее ради Киры? А девушка его бывшая, допустим, руки на себя наложила? Так что ж тогда его тоже казнить без суда и следствия?

– Не разводи демагогию, Данил! – взорвалась Марина. – Так поступил не он, а она, причем умышленно! И защищая ее, ты выступаешь адвокатом дьявола!

– Сумасшествие! – с отчаянием выдохнул Данил. – Ты просто внушила себе, что Кира виновна во всех смертных грехах, и тебя теперь с этой версии танком не сдвинешь. Только почему такой странный способ мести?

– О, не только мести, не только! – усмехнулась Марина. – Дороговато, правда, ну да ничего. Деньги – дело наживное. Для хорошего дела не жалко. И не надо на меня волком смотреть! Я ведь и другом думаю. А что если исчезнет Кира – и рассеется все, что она натворить успела? Вдруг и брата моего отпустит? Ведь не встретит он свою femme fatale ^[2] – и не будет причины пить. Шанс ведь, а такими не разбрасываются!

– И тебе Меняющий обещал, что так и случится?

– Не обещал.

– Тогда с чего ты взяла, что фантазии и мечты твои воплотятся?! Брат твой, быть может, предрасположен к этому! Не было бы Киры – так нашлась бы другая причина! Что если ты все это сделаешь, уничтожишь человека, и зря – ничего не поможет?! Об этом ты подумала?!

– Подумала, – мрачно отозвалась Дубницкая. – Но это ничего не меняет. Если дает «стирание» хоть один малейший шанс, я должна попытаться! А если нет, то даже просто устранить из этого мира твою ненаглядную – значит, сотворить великое благо: скольких она еще погубит, прежде чем красота ее увянет, это ж подумать страшно! Но простая смерть – плохой вариант. Даже если не самой это делать. Киллера нанять наверняка подешевле было бы, чем этого Меняющего, но эффект не тот! Одна пуля – и прощай этот мир! Слишком легко. Ее жертвы страдают. Подолгу страдают, по нескольку месяцев. Для них жизнь в ад превращается. Для нее я хотела того же. «Стирание» для этого подходило идеально. Срок более краткий, но зато… Представляешь, каково это – просто исчезать из мира, поминутно обнаруживая, что тебя никто не помнит и не знает?! Что ты перестала существовать для всех, кто любил тебя, и кого любила ты, а самые близкие люди тебя в упор не видят и напрочь отказываются узнавать? Особенно для такой, как она, воображающей, что вокруг нее вращается Вселенная, а все прочие – так, декорации и подтанцовка в ее сольном номере?! Кайф, верно?!

Для Данила это было слишком.

– Я убью тебя! – глухо произнес он и шагнул вперед, сунув руку в карман за электрошокером.

Но стоял он все же слишком далеко.

– Да ну?! – Ее рука вынырнула из сумочки, и в ней маленьким, но смертоносным вороненым хищником блеснул пистолет.

– Не дергайся, Данил! Какой ты горячий, однако! Спокойнее надо быть. И умнее. Ну-ка что там у тебя в кармане? Брось на землю!

Данил, скрипнув зубами, извлек электрошокер и бросил на дорожку.

– Подтолкни ко мне!

Воронцов подчинился. Дубницкая, опустившись на одно колено и не сводя с Данила дула пистолета, подобрала шокер.

– Детская игрушка! – хмыкнула она. – Не нашел ничего посерьезнее?

– Что смог, – процедил Данил. – Времени мало было.

– Ну, ну… пусть это побудет у меня. Что же до времени, то у тебя его теперь хватает. Ты никуда дальше не пойдешь. Кира должна умереть!

– Послушай, но это же безумие! Она никому не хочет зла – просто так живет и не заставляет мужчин в себя влюбляться! И потом, что она теперь, по-твоему, должна отвечать взаимностью всем, кто на нее западет? А то вдруг кто-нибудь слишком впечатлительным окажется! Так что ли?!

На губах Марины появилась неприятная кривая полуулыбка.

– Похоже, я зря на тебя слова трачу: ты ж просто рабом ее заделался и не желаешь слышать ничего, порочащего твою хозяйку! Я, между прочим, тебе же, дураку, услугу оказать пытаюсь: она ведь тебе жизнь сломает, и ты сто раз проклянешь тот день, когда она встретилась на твоем пути! Мой тебе совет – не ходи туда. – Она мотнула головой себе за спину в сторону коттеджа. – Дай этому закончиться. Еще сутки – и она развоплотится. Одной твоей памяти не хватит, чтобы удержать ее в этом мире. Уйдет она – и все успокоится. Справедливость будет восстановлена.

– Какая справедливость, черт возьми?! – не выдержал Данил. – Это даже не месть! Ты просто вымещаешь на ней злобу за свою неудавшуюся жизнь! Ни я, ни ее так называемые «жертвы», ни даже твой брат тут ни при чем! Только ты, твоя злоба, зависть и комплексы! Если это – справедливость, то я – Папа Римский! Но Киру я тебе не отдам!

С этими словами Воронцов сделал шаг.

– Стоять! – почти взвизгнула Марина. – Я не хочу тебя убивать, Данил. Только не тебя. Ты мне нравишься. Правда, нравишься. И ты – тоже ее жертва, только сам этого не знаешь, потому что отравлен сладким ядом, который считаешь любовью. Она губит все и всех, к кому прикасается… Как и он, впрочем. – Вновь последовал характерный жест в сторону коттеджа. – Я бы предпочла, для пользы дела, чтобы ты, явившись сюда, обнаружил этого монстра с дыркой в голове. Но это несколько сложнее, чем может показаться на первый взгляд. У Меняющего есть свои способы защищаться. Такие, о которых простые смертные даже не догадываются. Этот паук никого к себе близко не подпустит, если заподозрит дурные намерения. А такие вещи он печенкой чует.

– Как ты на него вышла? – спросил Данил.

Не то чтобы это его действительно сильно интересовало, но ему требовалось выиграть немного времени, а заодно слегка усыпить бдительность Марины. Пистолет в ее руке одновременно и упрощал и усложнял задачу Данила. Тяжело убивать ту, кто ничем тебе явно не угрожает. Психологически тяжело, разумеется. Тем более что и явно ненавидеть Марину Воронцов не мог: то, что она сделала, называется преступлением в состоянии аффекта. Кривое зеркало ее души просто так преломило лучи дарующего жизнь светила, что они превратились в свою полную противоположность. Она поступила именно так, потому что иначе уже не могла: вся ее предыдущая жизнь, мысли, чувства, эмоции, вера, мировоззрение привели Марину на этот перекресток судьбы, и выбор, куда свернуть, был уже чисто формальным. Его она сделала давно, даже не осознавая этого. Этот факт, а также ее слепая, безумная надежда вернуть таким страшным образом душевное здоровье брату уже не позволял считать Дубницкую просто бессердечной тварью, что для Данила стало бы со всех точек зрения легче.

Но все равно она должна умереть. Потому что в противном случае умрет Кира, а этого уж Данил допустить никак не мог. Марина стояла между ним и спасением той, что была Воронцову дороже всего на свете. А значит, требовалось добраться до пистолета Дубницкой, дуло которого по-прежнему твердо смотрело в грудь Данилу.