Код любви - Максимилиана Моррель Страница 22

Лицен – небольшой городок на самой границе Штирии – неожиданно стал конечным пунктом моих многомесячных скитаний. Баронесса ван дер Реннер была настоящей красавицей, утонченной аристократкой и вдовствовала уже более двух лет. Она пригласила нас в свой замок для последнего представления, и мы с ней стали близки почти сразу. Все в ней было прекрасно, недоставало только ума и дальновидности. Клаудия предложила мне остаться, и, как только холода отступили, я навсегда распрощался со своими друзьями-комедиантами. Влюбившись в меня как кошка, тридцатилетняя баронесса изводила меня ревностью, но я не мог объяснить ей, по какой причине отлучаюсь почти каждую ночь. Наверное, я тоже по-своему был влюблен в нее, а потому очень долго не причинял ей никакого вреда. В конце концов мое терпение иссякло, и я начал ее пить, постепенно, растягивая удовольствие, но заранее зная, что вскоре уеду.

Я истосковался по родителям и хотел убедиться, что с ними все в порядке. Искал я их не очень долго, потому как и они искали меня тоже. Мы встретились в Риме в январе 1839 года.

Если бы я знал, что такое слезы, я плакал бы и тогда, и сейчас. Счастливые глаза матери, усталая улыбка отца… В тот момент я понял, что никогда больше не причиню им волнений и горя. Они всегда были откровенны и честны, а я поступил с ними как последний негодяй. Но, как бы я ни думал, что бы ни решал, все равно сущность моя от этого не менялась. Я был вампиром, ненасытным, жестоким ночным хищником, порождением нового зла, столь же неуправляемого и неукротимого.

Но как на всякую силу всегда найдется другая, так и в моей жизни произошла встреча, круто изменившая мою судьбу. Мы решили еще на какое-то время задержаться в городе. Просто бродили по улицам и площадям, любовались многочисленными фонтанами, памятниками, неповторимой архитектурой Вечного города. Вернее, любовались Армелина и Габриэль Балантены, а их сын, Морис, ждал подходящего момента и думал только об одном, что согреет его призрачное существование, в котором нет места для таких бесполезных понятий, как живопись, музыка, поэзия, а есть только бесконечная борьба с голодом, холодным, уничтожающим, медленно раздирающим изнутри, подобно самой изощренной пытке. Я деградировал, еще не начав развиваться, сам того не понимая. Выискивая, вынюхивая пищу, забывая обо всем, я все больше и все быстрее превращался в звероподобное существо. В ликантропа, взъерошенного, настороженного, выжидающего.

Неожиданно чудовищной силы удар едва не сбил меня с ног. Меня охватил необъяснимый, неистовый страх. Чужой, оглушающий голос зазвучал в моей голове. Он приказал мне следовать за собой, и я не в состоянии был сопротивляться. Утонув в ночи, я влился в ледяной поток, уносивший меня в неизвестность. Я бессознательно двигался за тенью, которая была чернее мглы, мне было страшно и нестерпимо больно. Меня проволакивало по темным лабиринтам переулков и улочек, протаскивало сквозь узкие тоннели закоулков, швыряло о каменные стены домов. Лестничный пролет вверх, вниз, опять вверх. Ураган безумия втянул в духоту замкнутого пространства и скрутил в беспомощном оцепенении.

Неожиданный взрыв света ослепил. Передо мной стоял ОН. Невысокий, худощавый, совершенно лысый, стоял, впиваясь в самое нутро смертоносным взглядом своих огненно-желтых глаз. Я сжался, мне было невыносимо страшно, я дрожал под уничтожающим могуществом убийственной энергии, способной не только повелевать, но и крушить все на своем пути. «Я – Магистр», – пронеслось у меня в голове.

Он не говорил, его голос был во мне. Только хрии вырвался из моих легких: «Меня нельзя есть. Я – вампир». «Знаю!»

Он немного ослабил свой напор, и я смог наконец вздохнуть, но по-прежнему пребывал в оцепенении.

«Ты – вампир в ранге Мастера. Врожденный. Но какой же пока слабый, жалкий и трусливый! Голоконд. Таких, как ты, мало, и ваше предназначение не властвовать и повелевать, а сеять разумное, доброе, ВЕЧНОЕ. Ты неразумен и слаб, порабощен своей же собственной силой. Ты – жалкий прислужник дарованных тебе природой способностей. Дракон, уничтожающий самого себя».

Он снял с меня свои невидимые путы, и я рухнул на колени. Было такое ощущение, что из меня высосали все, я был опустошен, раздавлен и унизительно беспомощен. Я, который еще недавно чувствовал себя чуть ли не властелином мира.

Магистр сел в кресло, которое придвинулось к нему само собой, а я так и остался стоять на коленях.

Мои родители появились неожиданно, растерянные и обескураженные.

Как сквозь пелену, я слышал голос Магистра, объясняющего им загадку моей сущности. Это продолжалось бесконечно долго, и мне показалось, что прошли годы, пока наконец мне не позволили встать. Мама и папа смотрели на меня, и в глазах у них на этот раз были надежда, вера и безграничная любовь.

Они ушли, и я не виделся с ними долгих десять лет. Мы писали друг другу письма, и этим наше общение ограничивалось.

Я учился познавать самого себя, управлять своими эмоциями и желаниями. Узнавал мир, изучал суть нежизни. Разум мой очищался, я научился видеть краски, многообразие мироздания, объездил множество стран, и Магистр почти всюду сопровождал меня. Когда он удалялся по своим делам, его замещал Бенедикт Пайк, трехсотлетний Мастер с чистыми юношескими глазами и мягким, вкрадчивым голосом. Пайк не давил, не повелевал мной, он учил настойчиво и терпеливо, поощрял, когда я того заслуживал, а наказывать меня практически было не за что. Я старался. Сначала потому что опасался, что меня уничтожат, а потом постиг, что вечность – не просто подарок судьбы, а возможность получить то, что никакому смертному еще не удавалось и никогда не удастся.

Все это, конечно, были только азы, фундамент, который, не сознавая того, начали закладывать еще мои родители. В чисто человеческом понятии это можно сравнить, наверное, с колледжем. Но, как бы там ни было, свой двадцать восьмой год существования я встретил в Англии. Я дал торжественный обет в присутствии шестнадцати Мастеров и, разумеется, Магистра. Сдал, если это так можно назвать, экзамены, что-то вроде последних испытаний, и в час моего появления на свет прошел наконец обряд посвящения. Этот знак на шее – символ, отметина того памятного дня.

Я споткнулась и запрыгала на одной ноге, пытаясь вытряхнуть из туфельки песок. Морис аккуратно поддержал меня под локоть. Обретя равновесие, я уставилась на своего спутника. Так значит, у вас существует определенная иерархия! Над тобой есть кто-то, кто способен контролировать твои силу, гордость и властность. Если верить в существование высшей справедливости – Бога, то, выходит, существует и сатана, которому имя – Магистр. Ты, Морис, стал семнадцатым по счету Мастером вампиров, и благословенно появление в твоей жизни твоего бога. Иначе, несмотря на клятвы, данные родителям, несмотря на выдержку, твой путь продолжал бы устилаться трупами людей. Кто знает, каким бы ты был сейчас? А может быть, какой-нибудь фанатик оборвал бы твое существование. В данную минуту ты кажешься старше из-за этих воспоминаний, из-за груза прожитых лет, огромного опыта. Или потому, что несешь на себе тяжесть грехов прошлых преступлений. А иногда кажешься совсем мальчишкой, особенно, когда смеешься. Жаль, что это бывает так редко. В тебе действительно много человеческого. Самое главное, промелькнуло слово «совесть». Что ж, по крайней мере, сохраняется определенное равновесие в природе, если уж она допустила само существование вампиров.