Русский израильтянин на службе монархов XIII века - Александр Койфман Страница 21

Принц помолчал задумчиво и сказал:

– Это было красиво. Да, красиво. Так поступал мой дядя Салах ал-дин.

Потом добавил:

– Если он не заплатит тебе, я заплачу за него пятьсот динаров.

Потом он заметил взгляды, которые я бросал на стоявшие перед нами блюда, и снова рассмеялся.

– Ты, наверное, голодный, а я тебя мучаю расспросами. Ешь.

Признался, что с утра ничего не успел поесть, и с благодарностью взялся за прекрасные кушанья, стоявшие на столе. Жалко, что на столе не было вина, принц был не слишком религиозен, но этого завета Мухаммада он придерживался. По крайней мере, на людях. Принц заметил еще, что помнит мою просьбу о хорошем стрелке из лука.

– Зачем он тебе?

– У меня только легковооруженные всадники. Мы совершенно беззащитны перед рыцарями. Хорошие стрелки, возможно, уравновесят шансы.

– Хорошо, завтра тебе передадут двух стрелков с несколькими тяжелыми луками.

Принц поднялся. Я хотел тоже встать и уйти, но он приказал мне остаться и, по возможности, уничтожить все, что имеется на столе. Потом он ушел, а я продолжил этот роскошный ужин.

На следующий день мы оставались в Табарии. Ко мне прислали двух опытных стрелков из лука и пять тяжелых луков, из которых можно было пробить не очень толстую броню. Я сразу же организовал проверку всех своих конников и отобрал из них еще трех, показавших сравнительно неплохие результаты. Выяснилось, что стрелков мне передали на постоянной основе. Так мой отряд увеличился до двадцати двух человек, если не считать меня. Своим заместителем по-прежнему оставил Мухаммада. Он уже свыкся с этой ролью, да и солдаты негласно признали его своим начальником. По-моему, те восемьдесят дирхемов придали ему дополнительный авторитет.

Попросил Абу Сахата заказать мне учебник арабского языка, так как не знал, где можно купить такой учебник. Но у него везде знакомые, и мне уже к вечеру принесли рукопись, по которой учат детей в школе. Абу Сахат показал, как читаются буквы, и я стал читать каждый день по несколько страниц. В учебнике было слишком мало слов, поэтому через несколько дней я попросил купить мне еще и Коран. Абу Сахат очень удивился, спросил меня, не собираюсь ли стать мусульманином. Но я ответил, что просто хочу хоть немного понять учение Мухаммада и заодно узнать еще много слов. Тем более что в Коране все слова написаны наверняка без ошибок. Через несколько дней в Дамаске он принес мне новенькую, скромно оформленную рукопись Корана. В рукописи не было изящно написанных букв, всяких картушей на полях. Вся она была написана черными чернилами, без разноцветных излишеств. Но это был полный канонический текст. Заодно принес потрепанный сборник стихов. Вручил осторожно, сказал, что это подарок от него, но просил никому не показывать, так как многие осуждают эти стихи. За рукопись Корана и за учебник я расплачивался сам. Когда через несколько дней открыл сборник, то, к своему удивлению, обнаружил, что это рубаи ^[72] Омара Хайяма ^[73]. Я слышал раньше это имя, но ни в Твери, ни в Израиле мне не приходилось сталкиваться с переводами его поэзии. И вот теперь я вечерами иногда мог пытаться прочитать и прочувствовать эти мудрые строки, переведенные с фарси на арабский язык.

Но все это было потом. А пока я солдат принца ал-Муаззама. А быть его солдатом не просто. Нам постоянно давались поручения. И по дороге в Дамаск, и позднее, когда он двинул армию в сторону побережья, где солдаты его двоюродного брата, правителя Халеба ал-Захира потерпели поражение. Уже через два дня после начала движения войск стало известно, что войска триполийского графа Боэмунда поспешно отходят от осаждаемой крепости ассасинов. Мне пришлось с сопровождающим меня отрядом ездить и в Халеб, и к брату принца в далекую ал-Джазиру ^[74]. Даже в Каире пришлось снова побывать. Почему-то принц предпочитал доверять свои послания мне.

Уже в середине тысяча двести пятнадцатого года я свободно говорил по-арабски и более или менее свободно читал. Начал изучать латынь и французский язык. Этого от меня настоятельно потребовал принц. С маркизом Монтебелло я не встретился до тысяча двести двадцать восьмого года, а деньги он переслал мне в тысяча двести восемнадцатом году в Лидду ^[75]. Поэтому принц после очередной удачной поездки подарил мне летом тысяча двести пятнадцатого года пятьсот динаров. На эти деньги я купил в Дамаске домик с садиком и средних лет рабыню с труднопроизносимым именем, которое я быстро заменил на удобное мне имя Мария. Мария убиралась по дому и готовила еду в те редкие дни, когда мне удавалось быть дома. В конце лета тысяча двести пятнадцатого года принц отправил младшего брата и Абу Сахата к брату на север, так как тот просил помощи в войне с эмиром Менгли ^[76], восставшим против установившегося порядка. С братом и Абу Сахатом принц направил корпус солдат, где-то около тысячи конников. Естественно, что я с моим отрядом, разросшимся до полусотни, тоже сопровождал Абу Сахата. Экспедиция была непродолжительной, так как объединенные силы Айюбидов и вассальных эмиров Северной Сирии и Джазиры значительно превосходили силы восставших. Уже в конце сентября мы покончили с восстанием.

На базаре в Диарбакире ^[77] я стал случайным свидетелем продажи рабынь, захваченных на севере. Мое внимание привлекла молодая, совсем молодая гречанка, вероятно захваченная в одном из городов Западной Турции. Она стояла без головного покрова. Светловолосая, невысокого роста, она с ужасом смотрела широко раскрытыми голубыми глазами на торговавшихся за нее двух стариков. Хозяин непрерывно подбадривал стариков, напоминая, что у него никогда не было такой красавицы, что девушка еще не была с мужчиной. Несколько минут наблюдал за этим торгом. Уже давали за девушку пятьсот дирхемов. Продавец готовился объявить окончание торга, когда я неожиданно даже для себя заявил, что плачу тридцать пять динаров. Сумма запредельная для этого базара. Старики отошли в сторонку, приглядываться к следующей рабыне. А хозяин радостно объявил окончание торга по гречанке. Я не знал, что мне делать с этой почти девочкой. Ведь меня постоянно ожидали дела в армии. И ее нельзя просто отпустить на волю. Куда она пойдет? Все равно пропадет или попадет в новое рабство. Привел ее к Абу Сахату и, как всегда, попросил совета. Учитель пообещал, что присмотрит за Зоей, так звали девушку, привезет ее в Дамаск и поселит среди своих женщин. Кстати, он одобрил мой выбор, хотя удивился цене, которую я заплатил за Зою.