Утомленное солнце. Триумф Брестской крепости - Валерий Белоусов Страница 21

— Ну что же делать, — вздохнул старожил, — ежели провокация, так он, Ющер наш, — все одно был бы не жилец. В окоп же его не спрячешь… А так повар хоть мяса нажарит… Эх, какой был славный у нас кабан! За это фашисты нам особо заплатят!

22 июня 1941 года. 03 часа 00 минут.

Фольварк Семятиче. Участок Государственной границы невдалеке от Буга

«Пыль, пыль, пыль, пыль — от шагающих сапог…», как писал поэт, певец колониализма и солдатской доблести. В темноте ее не видно, но она висит в сереющем небе, припудривает потные лица красноармейцев, грязными ручейками скатываясь на чернеющие от пота гимнастерки…

Передовые подразделения советской пехоты прибывают, наконец, в район заполнения 62-го УРа.

Впрочем, за этим таинственным названием: полевое заполнение — скрываются пресловутые стрелковые ячейки. Правда, не индивидуальные, а на два-три красноармейца, несколько рядов колючей проволоки, блиндажи, площадки для пулеметов и полковой артиллерии…

Но все же — это не среди чистого поля оборону стальную крепить!

Первый красноармеец спрыгивает в им же самим не далее как всего неделю тому назад выкопанный окопчик и с удовольствием скидывает с плеч ранец — нововведение имени покойного ныне врага народа Егорова, вместо «сидора» и знаменитой скатки — прошедшей с Русской Армией от Шипки до Мазурских болот… Натер бойцу плечи, сволочь такая, квадратная…

Прибытие бойцов с изумлением наблюдают работающие в ночную смену военные строители из 184-го саперного батальона…

Про весьма возможную провокацию они ничего не слышали — их командующий, генерал Карбышев, проезжая через их участок утром, ни полслова об этом не обмолвился… видимо, не хотел понапрасну волновать.

После недолгого производственного совещания безоружные строители разобрали свои инструменты, надели ремни и пилотки, и нестройной колонной потянулись к чернеющему на фоне розоватого неба лесу.

У недостроенного ДОТа № 27, прикрытого от нескромных зарубежных взоров дощатым забором, осталась грохотать заброшенными в нее камнями бетономешалка — чтобы «соседи» за рекой не беспокоились о том, что глупые «Иваны» что-то поняли…

…Поле, усеянное солдатскими телами с черными петлицами на выгоревших гимнастерках второго срока… Они не бежали — они отважно шли на врага в безнадежную атаку, сжимая мозолистыми руками лопаты, топоры и ломы…

22 июня 1941 года. 03 часа 35 минут.

Аэродром Высокое. 74-й ШАП

— Черт, черт, черт… — комполка Васильев метался по старту как тигр в клетке. — Уходит время, уходит… Прямо сквозь пальцы сыплется… Черт!

Майор резко дернулся к столику с полевым телефоном:

— Связь! Есть связь с Кобрином?

Начальник узла связи устало доложил, ответив на регулярно, через минутный интервал задаваемый один и тот же надоевший ему вопрос:

— Никак нет, товарищ майор… связи нет.

И про себя добавил в сердцах: «Подумаешь. Связи у него нет… и что? Третьего дня ее тоже ведь не было. Чего это наш Батька тогда сегодня дурит? Учения какие-то ночные задумал… делать ему по ночам, видно, совсем нечего… Жениться ему надо, вот чего, и срочно! Вот что! Скажу-ка я об этом жене, пусть его немедленно познакомит со своей подругой…».

Васильев, перестав бегать, внезапно, как вкопанный, останавливается:

— Так, принимаю командирское решение: если этот гребаный начштаба через полчаса не отзвонится, мы взлетаем все равно, полетим на шарапа…

— Товарищ майор! Есть связь! Вас! Комдив! Срочно! — почти закричал начальник узла связи. Радостно закричал — как мало надо человеку для счастья.

— Так точно, понял вас, товарищ командир, — Васильев, внимательно слушая невидимого собеседника, отогнул вверх ухо летного шлема. — Есть… Есть госграницу не перелетать!

Потом яростно швырнул на жалобно звякнувший аппарат ни в чем не повинную трубку, в сердцах хлопнул летными перчатками по поле своего кожаного пальто-реглана:

— Ну надо же! А?! Какая неожиданность! Нам приказано срочно перебазироваться на «сорок пятую», в Кобрин! Ожидается немецкая провокация. Скажите на милость? Ну кто бы мог это заранее предугадать! В рот и в жопу этих штабных сук!

Командир полка, высказывая громко, вслух это свое совершенно справедливое мнение (стукачей в этом полку не было!), при этих словах в два своих львиных прыжка уже очутился у раскладного деревянного столика и даже успел схватить с него сигнальный пистолет.

И тут же ввысь взмывает красная ракета…

Аэродром немедленно наполняется гулом запускаемых моторов…

В розовом свете занимающейся зари на летном поле выстроен поэскадрильно весь полк — впереди «Чайки», за ними более старые И-15Бис…

Все шестьдесят боевых машин.

Машина комполка — с красной надписью на борту «За ВКП(б)!» — стоит во главе первого звена… и вот она… начинает разбег — медленно, быстрее, быстрее… Взлет!

И тут же юркий истребитель-биплан уходит на крутой боевой вираж — для построения в круг…

Вслед за ним первое звено первой эскадрильи полка начинает стремительный взлет в сереющее небо…

22 июня 1941 года. 03 часа 38 минут.

Железнодорожный мост правее Крепости

В светлеющем небе гаснут последние звезды, а по дощатому настилу меж двух пар рельсов — снаружи широкая русская колея, внутри — узкая немецкая — топают подкованные сапоги с низко обрезанными голенищами…

— Эй, русски! Давай погранкомиссар! Конвенций о шелезнодорожний сообщений! Бистро-бистро! Шнеллер!

Пограничник на посту у нашего берега реки широко и ласково, даже нежно им улыбается и предельно вежливо отвечает:

— Погранкомиссара вам?! А лично товарищ Берия вам часом не нужен? Так Приемная Лаврентия Павловича работает с девяти утра! Причем личный прием Наркомом производится только по рабочим дням! А нынче выходной. Так что… пошли отсюда на хуй, уебки!

Затем добрая улыбка мгновенно стирается с лица пограничника, и он, строго по уставу, но очень, очень быстро командует:

— Стойстрелятьбудуложисьстреляю!!!

И стреляет — метко, точно в середину мишени поганого мышиного цвета.

Потом пограничник скатывается под откос насыпи — потому что над его головой звенят пули, а на мост накатывается плещущая огнем бронированная, серая туша «панцерцуга»…

И как только первые колеса броневагона пересекают незримую линию посреди реки…

Мгновенный всплеск красного, и коробчатые фермы, застонав, качнулись и рухнули в окрасившиеся оранжевым воды Буга…

На миг мелькнуло растерянное лицо командира бронепоезда обер-лейтенанта Сееле: «О майн Готт, это не правильно! Так не должно быть!».